«Дела обычно прекращаются не вследствие установления невиновности, а скорее вследствие недостаточности улик. И даже если присяжные оправдывают подсудимого, то все равно невозможно в полной мере определить, убеждены они в его невиновности или им просто не хватило доказательств признать его виновным. Существует множество заявлений подсудимых, фактически являющихся признаниями в совершении менее серьезных преступлений; но, как замечает Рэскин, вряд ли возможно интерпретировать подобные заявления как попытку скрыть более серьезное преступление, по которому было предъявлено обвинение. В результате при использовании показаний детектора в практике уголовного судопроизводства возникает множество ошибок (неверия правде) – в случае осуждения и (веры лжи) – в случае прекращения дела»
[144]
.
И, несмотря на то, что кажется, будто эти проблемы разрешимы простым созывом комиссии, состоящей из квалифицированных специалистов, и вынесением обоснованного решения о вине или невиновности, на самом деле здесь имеются две фундаментальные трудности. Специалисты не всегда приходят к соглашению, а если даже это и происходит, то и у них все равно, как правило, нет полной уверенности в собственной правоте. Даже «чистосердечное» признание обвиняемого не всегда снимает проблему; иногда признаются совершенно невиновные люди. Действительных же, полностью подтвержденных признаний настолько мало, что на их основании никаких серьезных выводов сделать практически невозможно. И почти все полевые исследования страдают от того, что обычно не производится никакой оценки типичности избранных для исследования случаев.
Исследования по аналогии
Не лучше обстоит дело и с исследованиями по аналогии, но там проблема заключается в другом. Там существует полная уверенность в истине, ибо исследовать сам назначает, кому быть «преступником», а кому невиновным. Однако может ли условное преступление так же взволновать человека, как преступление настоящее? Исследователи, ставящие подобные опыты, пытаются заинтересовать участников какой-либо наградой в случае, если те не будут уличены детектором. Иногда происходит и обратное: испытуемым угрожают наказанием в случае обнаружения лжи, но этические основы такого рода наказаний крайне недостойны, а кроме того испытуемый начинает сомневаться в действительной ценности проводимого таким образом эксперимента. Практически все, использующие технику контрольных вопросов, прибегают в исследованиях по аналогии к варианту условного преступления, описанного Рэскиным.
«Половина испытуемых получает извещение о том, что в связи с кражей кольца, произошедшей в соседнем офисе, им предлагается пройти испытание на детекторе, дабы убедиться, что они не участвовали в этой краже. Кроме того, им сообщают, что, если их показания будут признаны детектором лжи правдивыми, они получат материальное вознаграждение. Другой половине в это же время рассказывают о том, как и какое преступление они якобы совершили… (Выманили секретаршу из офиса, зашли туда в ее отсутствие, обшарили стол, нашли кольцо и ушли.) Их просят никому не раскрывать факта участия в эксперименте и иметь наготове алиби Также их просят не раскрывать подробностей преступления перед оператором детектора, ибо если он узнает об их виновности, они не получат обещанного вознаграждения (10 долларов)»
[145]
.
Люди стараются изобразить из себя настоящих преступников, и потому неизбежно встает вопрос о возникающих при таком обмане эмоциях. Поскольку детектор отмечает эмоциональное возбуждение, то совершение условного преступления поможет оценить точность детектора только тогда, когда в человеке бушуют те же эмоции, что и при совершении преступления настоящего. В главе 2 (Глава 2 ПОЧЕМУ ЛОЖЬ ИНОГДА НЕ УДАЕТСЯ) говорится, что в момент произнесения лжи у человека могут проявиться три эмоции, и для каждой из них я дал пояснения по поводу их интенсивности. Давайте рассмотрим, будут ли эмоции, вызываемые условным преступлением, совершенным ради проверки точности детектора лжи, похожи на эмоции, возникающие при реальном преступлении.
Боязнь разоблачения. Сильней всего определяет степень страха перед раскрытием обмана то, что в данный момент поставлено на карту. В главе 2 (Глава 2 ПОЧЕМУ ЛОЖЬ ИНОГДА НЕ УДАЕТСЯ) я выдвинул предположение, что чем больше награда за успех и чем серьезней наказание за неудачу, тем сильней ощущается и страх оказаться разоблаченным. И из этой пары обстоятельств, пожалуй, более основательно действует серьезность наказания. Она будет влиять и на человека, говорящего правду из-за опасения, как бы его слова не истолковали неверно, и на лгущего – из-за боязни разоблачения. Оба пострадают из-за одного и того же чувства. Но при совершении условного преступления награда невелика, а наказание, как правило, и вовсе отсутствует – поэтому ни лжец, ни говорящий правду не испытывают боязни разоблачения. Возможно, участники испытаний и беспокоятся немного о получении вознаграждения, но эта эмоция практически ничто по сравнению со страхом как лгущего, так и невиновного при расследовании настоящих преступлений.
Угрызения совести. Чувство вины безусловно усиливается, когда на карту поставлено много, но при совершении условного преступления оно снижено тем, что ложь разрешена, требуема и даже необходима для проведения конкретной работы. Кроме того, участникам обычно говорят, что они должны солгать ради науки. И в результате участники эксперимента не испытывают вины за свой обман.
Восторг надувательства. Возбуждение от вызова, от возможности перехитрить кого-то лжец испытывает особенно сильно, если обладает репутацией непревзойденного обманщика. Надуть детектор, несомненно, очень заманчиво, и эта эмоция обычно бывает весьма сильной, если, конечно, отсутствуют иные – страх и/или вина, – которые могут распылить ее
[146]
.
Кроме того, правдивому человеку обычно и вообще несвойствен восторг надувательства.
Из вышеприведенного анализа видно, что условные преступления могут адекватно продуцировать только одну из трех эмоций, ожидаемых при исследовании настоящего преступления, – восторг надувательства. Более того, эмоцию эту испытывают, как правило, только лжецы. Таким образом, поскольку в случае исследования по аналогии сильное эмоциональное возбуждение будет испытывать только лжец, разоблачение окажется весьма легким; во всяком случае, намного более легким, чем при расследовании настоящих преступлений, когда человек, говорящий правду, более склонен испытывать те же эмоции, что и лжец. Поэтому использование условных преступлений способствует завышению оценки точности работы детектора.
Гибридные исследования
Существует и еще один вид исследований, благодаря которым пытаются избежать слабости полевых исследований и исследований по аналогии путем комбинации преимуществ и тех и других. В таких гибридных исследованиях экспериментатор создает ситуацию, в которой возможно совершение настоящего преступления. В такой ситуации, как и в исследованиях по аналогии, сомнений в истине нет, а на карту поставлено и для лгущего и для невиновного так же много, как и при полевых исследованиях. Именно это было положено в основу гибридного исследования, проведенного Нетцером Дайе, членом Союза научных расследований израильской полиции в Иерусалиме. Ложь была «подлинной, действительной, а не симулированной… испытуемые верили, что следователь не знает, кто именно совершил преступление; они (были) сосредоточены на результатах проводимых испытаний;… а оператор детектора не знал соотношения виновных и невиновных в данном опыте»
[147]
.
