— Ох, госпожа, ваш наряд! — воскликнул Амос.
Я рассмеялась:
— Ничего страшного.
Садовник посмотрел на меня с удивлением. Но поскольку я не тряслась над своей внешностью, как Нефертити, я просто отряхнула платье и оглядела двор.
— А почему у богатых своя очередь, а у бедных — своя?
— Бедные хотят простых вещей, — объяснил Амос. — Новый колодец, дамбу получше. А богатые хотят сохранить свои должности при дворе.
— К несчастью, большинство из них фараон отвергнет, — произнес кто-то мне на ухо.
Я обернулась. Позади стоял военачальник Нахтмин.
— А почему он их отвергнет? — с искренним интересом спросила я.
— Потому что все эти люди прежде работали на его отца.
— А он терпеть не может все, что когда-то принадлежало отцу, — закончила мысль я. — Даже отцовскую столицу.
— Амарна. — Нахтмин внимательно посмотрел на меня. — Визири говорят, он желает, чтобы дворец был построен за год…
— Да. — Я прикусила губу, чтобы не сказать еще что-нибудь о честолюбивых замыслах моих родичей, потом шагнула к военачальнику. — А какие вести из храмов? — тихо спросила я.
— Храмы Амона по всему Египту закрыты.
Я попыталась представить себе это: храмы, стоящие со времен Хатшепсут, закрыты, и двери их заколочены, и священные источники оставлены высыхать… Что станется со всеми статуями Амона и с жрецами, поклонявшимися им? Откуда бог узнает, что мы по-прежнему хотим быть под его рукой? Я закрыла глаза и мысленно вознесла молитву богу, оберегавшему нас вот уже два тысячелетия.
— А храмы Исиды? А Хатор? — спросила я военачальника.
— Разрушены.
Я в ужасе прикрыла рот ладонью.
— Многих ли убили?
— Я — никого, — твердо произнес он.
Тут к нам подошел какой-то солдат.
— Военачальник, — позвал он. Когда он увидел меня, в глазах его вспыхнуло удивление. Он поспешно поклонился: — Госпожа Мутноджмет, твой отец сейчас в Зале приемов. Если ты ищешь его…
— Я его не ищу.
Солдат с любопытством взглянул на Нахтмина.
— Что тебе нужно? — спросил его Нахтмин.
— Там какая-то женщина утверждает, что она — родственница Старшего, но на ней нет ни золота, ни серебра, и она никак не может подтвердить свои слова. Я поставил ее в очередь вместе со всеми остальными, но она говорит, что…
— Поставь ее со знатью. Если она лжет, то поплатится за это, потому что ей откажут в прошении. Только предупреди ее об этом, прежде чем переставлять.
Солдат поклонился:
— Благодарю, военачальник. Госпожа…
Он ушел, и я заметила, что и садовник Амос тоже куда-то исчез.
— Может, мне отвести тебя обратно во дворец? — спросил Нахтмин. — Жаркий, грязный двор, забитый просителями, — не место для сестры главной жены царя.
Я приподняла брови.
— Где же тогда мое место?
Нахтмин взял меня за руку, и мы вместе вошли под тенистую сень сада.
— Рядом со мной. — Он остановился под акацией. — Ты устала быть служанкой твоей сестры. Иначе ты сейчас была бы с ней. Выбирала бы место для Амарны.
— Между нами ничего не может быть, военачальник…
— Нахтмин, — поправил меня он и взял меня за руки, и я не стала возражать.
— Мы скоро отправимся в пустыню, — предупредила я. — Мы будем жить там в шатрах.
Нахтмин привлек меня к себе.
— Я живу в шатрах и казармах с двенадцати лет.
— Но там не будет той свободы, которой мы располагаем здесь.
— Что? — Нахтмин рассмеялся. — Ты что, подумала, что я предлагаю тебе тайные свидания?
— А что же?
— Я хочу жениться на тебе, — просто сказал он.
Я зажмурилась, наслаждаясь ощущением прикосновения его теплой кожи.
— Она никогда меня не отпустит, — предупредила я его.
— Я — один из самых высокопоставленных военачальников в войске фараона. Мои предки были визирями, а до того среди них было много писцов. Я не простой наемник. Каждый фараон выдавал своих сестер и дочерей за военачальников, чтобы защитить царскую семью.
— Только не этот фараон, — сказала я, вспомнив о том, как Эхнатон боится войска. — Эта царская семья не похожа на другие.
— Тогда ты им не принадлежишь.
Его губы коснулись моих, и сотни просителей у нас за спиной исчезли.
Мы оставались в саду, пока солнце почти не спряталось за горизонт, а небо загорелось пурпурным и красным. Когда я наконец-то вернулась в свои покои, Ипу была уже сама не своя от беспокойства.
— Я чуть не отправила стражников искать тебя, госпожа!
Я улыбнулась и бросила льняной плащ на кровать.
— Вовсе незачем было это делать.
Наши взгляды встретились.
— Госпожа! Неужто ты была с военачальником?
Я едва сдержалась, чтобы не хихикнуть.
— Да.
А потом воодушевление покинуло меня: я осознала, что это значит.
— А как же фараон? — прошептала Ипу.
— Нефертити его уговорит, — сказала я.
Ипу отыскала в одной из корзин чистое домашнее платье и накинула на меня. Во взгляде ее читалось беспокойство.
— Мне уже пятнадцать лет!
Ипу продолжала смотреть на меня. Она присела на краешек кресла из черного дерева и золота и сложила руки на груди.
— Думаю, госпожа, это добром не кончится.
Я вспомнила объятие сильных рук Нахтмина и почувствовала, что бледнею.
— Я не могу вечно оставаться ее служанкой! — воскликнула я. — У нее есть муж и семья и сотни обожающих ее слуг! У нее бесчисленное множество знатных дам, которые только и ждут ее появления, чтобы помчаться следом и приняться подражать ее нарядам, ее прическам, ее серьгам. Чего ей нужно от меня?
— Она всегда будет нуждаться в тебе.
— Но я этого не хочу! Мне это не нужно!
Я раскинула руки, указывая на тяжелые тканые гобелены и ярко горящие лампы из слоновой кости.
— Нет. — Я покачала головой. — Ей придется это принять. Придется смириться.
На лице Ипу появилось напряженное выражение.
— Осторожнее. Подумай о положении военачальника.
— Мы подождем, пока переезд не завершится. А потом я ей скажу.
— А если его выгонят из войска?
Если его выгонят, то я буду знать, какое место я занимаю в нашей семье.
