— У тебя такой вид, словно ты больна, — негромко произнесла она, протягивая мне чай и предлагая поделиться наболевшим.
Я осушила чашу.
— Ничего страшного, — сказала я.
Это просто пустая угроза. Отец — не предатель.
— К нам сегодня никто не заходил?
— Например, военачальник?
Я быстро взглянула в сторону двери. Ипу понизила голос:
— Нет. Извини. Скорее всего, он не может пробраться в царский лагерь — здесь слишком много стражи.
Перед входом в шатер появилась чья-то тень. Чья-то рука откинула полог, и в проеме появилась Мерит.
— Госпожа, царица желает видеть тебя, — сказала она. — У маленькой царевны болит ухо, а царице нездоровится. Фараон послал за лекарем, но царица заявила, что не желает видеть никого, кроме тебя.
— Скажи ей, что я сейчас приду, — тут же отозвалась я.
Мерит исчезла, а я принялась рыться в своих шкатулках. Для Меритатон я взяла мяту. Но что же прихватить для Нефертити?
— Не знаю я, отчего ей вдруг нездоровится, — пробурчала я.
Она же всего на втором месяце. Меритатон она проносила пять месяцев, прежде чем ей стало нездоровиться.
— Возможно, это сын, — сказала Ипу.
Я кивнула. Да. Возможно, это знак. Я взяла пажитник и сложила травы в отдельные мешочки.
Нубийские стражники расступились и впустили меня в царский шатер, где спала царственная чета. Нефертити лежала в постели, а Эхнатон стоял рядом и поддерживал ее, пока ее рвало в таз. Это была странно трогательная сцена: человек, которому ничего не стоило послать других людей на смерть, заботливо придерживал страдающую дурнотой жену.
— Мутни, травы! — простонала Нефертити.
Эхнатон посмотрел, как я достаю травы.
— Что это?
— Пажитник, ваше величество.
Он дважды щелкнул пальцами, не отрывая взгляда от моего лица, и в шатер вошли два стражника.
— Проверьте это.
Ахнув, я посмотрела на Нефертити. Та отрезала:
— Она — моя сестра! Она не будет меня травить!
— Она — претендент на корону.
— Она — моя сестра, и я ей доверяю! — не терпящим возражений тоном произнесла Нефертити. — А когда она уйдет отсюда, она пойдет в шатер кормилицы, к Меритатон!
Стражники отступили. Эхнатон молча следил, как я вскипятила воду и заварила травы. Я поднесла отвар сестре, и она все выпила. Эхнатон смотрел на нас с другого конца шатра.
— И нечего за нами следить! — огрызнулась Нефертити. — Пойди найди Майю и посмотри чертежи особняка.
Эхнатон посмотрел на меня с глубокой ненавистью и, откинув полог шатра, вышел.
— Не стоило тебе кричать на него при мне, — сказала я. — Он будет думать, что это из-за меня ты сердишься на него.
— Меня бесит его одержимость подосланными убийцами! Он подозревает всех!
— Даже твою родную сестру?
Нефертити услышала порицание в моем голосе и, защищаясь, произнесла:
— Он — фараон Египта. Никто не сталкивается с такими опасностями, как он, и никому не даны такие величественные мечты.
Я приподняла брови:
— И такие дорогостоящие?
— Что такое дороговизна? Мы строим город, который простоит вечность. Дольше, чем мы с тобой можем подумать.
— Вы строите город из дешевых материалов, — возразила я. — Быстрый и дешевый.
— Это отец так говорит? — возмутилась Нефертити. — Он что, считает этот город дешевкой?
— Да. А вдруг на нас нападут? Где мы возьмем золото, чтобы защищаться?
Нефертити села.
— Я не желаю об этом слышать! Я ношу в своем чреве будущее Египта, а ты ведешь себя так, словно оно обречено! Ты просто завидуешь! Тебе завидно, что у меня есть чудесная дочка, а скоро будет еще и сын, а тебе почти шестнадцать, а отец даже еще не решил, за кого ты выйдешь замуж!
Я отступила на шаг, жестоко уязвленная.
— Он не решил, за кого я выйду, из-за тебя! Он хочет, чтобы я была при тебе, выполняла все твои капризы, давала тебе советы. Будь у меня муж, это было бы невозможно! Разве не так?
Мы сердито уставились друг на друга.
— Я могу идти? — спросила я.
— Иди к Меритатон. Потом пообедаешь с нами, — ответила Нефертити.
Это не был вопрос. Это был приказ.
— Госпожа, что ты ищешь?
— Мой плащ. Я выйду.
— Но ведь уже почти ночь! Нельзя сейчас никуда идти! Это же опасно! — воскликнула Ипу.
— У моей сестры множество стражников. Я возьму одного.
Я взяла свою корзинку для сбора трав. Ипу двинулась за мной.
— Может, лучше я пойду?
— Только если тебе хочется пройтись.
Я не стала оглядываться, но слышала позади ее шаги. Ипу нагнала меня у ворот.
— Тебе нельзя идти в лагерь к солдатам…
— Я — сестра главной жены царя! — парировала я. — Я могу делать все, что захочу.
— Госпожа, — с отчаянием произнесла Ипу. — Госпожа! — Она протянула руку, силясь остановить меня. — Пожалуйста, давай лучше я схожу. Давай я передам ему послание.
За стенами, в солдатском лагере горели костры. У одного из них сидел Нахтмин. Я остановилась и задумалась, что же я хочу ему передать.
— Скажи ему… — Я прикусила губу. — Скажи, что я согласна.
— Что ты согласна? — осторожно переспросила Ипу.
— Скажи, что я согласна. Пусть он приходит сегодня ночью.
Глаза у Ипу сделались словно блюдца.
— К тебе в шатер?!
— Да. Он может сказать, что идет к фараону.
Ипу посмотрела на ближайшего солдата.
— Но разве они не узнают?
— Может, и узнают. Но стражники на воротах — его люди, и они презирают Эхнатона. Когда он будет проходить, они будут смотреть в другую сторону. Это я обещаю.
Должно быть, той ночью Амон оберегал меня, потому что музыка, сопровождающая наши трапезы, на этот раз долго не тянулась. Нефертити смеялась, рассказывала о жизни в Мемфисе, о том, какой будет достроенная Амарна, и не обращала на меня внимания. Тем не менее я вернулась с ней в царский шатер. Когда мы вышли, она задрожала от ночного холода. У дверей царского шатра четверо стражников отступили, а двое подняли полог.
— Пойдем, потрешь мне спину, — попросила Нефертити.
Я сняла с нее плащ и принялась растирать ей плечи. Они были слишком напряженными, даже для беременной.
— Жалко, что здесь нет отца, — пожаловалась Нефертити. — Он понимает, насколько все это трудно. Как трудно планировать и строить. Он меня понимает.
