Имеются данные о том, что попытки нанесения ударов и причинения повреждений иным способом наблюдаются в очень раннем возрасте у большинства малышей, но они начинают контролироваться примерно с двухлетнего возраста и затем становятся от года к году все слабее.
[106]
Психиатр и антрополог Мелвин Коннер недавно написал: «Способность к насилию… никогда не исчезает… Она существует всегда».
[107]
Эти слова вполне соответствуют моим наблюдениям за моими собственными детьми, которые очень рано начали делать попытки причинения вреда другим людям. Их необходимо было научить подавлять эту реакцию и вырабатывать другие способы борьбы с помехами, нападениями и прочими внешними воздействиями. Я подозреваю, что практически у каждого из нас импульс к причинению вреда занимает центральное место в реакции гнева. Однако я также уверен в том, что все мы заметно различаемся по силе этих импульсов.
Хотя мы можем осуждать людей за то, что они говорят и делают в состоянии гнева, их поведение нам понятно. Непонятным будет для нас поведение человека, причиняющего вред другим людям, не испытывая гнева, или человека, часто выглядящего по–настоящему испуганным. Люди часто сожалеют о словах, произнесенных в приступе гнева. Принося извинения, они объясняют, что действовали под влиянием гнева, что произнесенные ими слова не следует воспринимать всерьез и что их реальные установки и убеждения оказались искаженными под воздействием этой эмоции. Такое состояние прекрасно иллюстрирует фраза «Я совсем потерял голову». Извинения даются нелегко до тех пор, пока сохраняются какие–то следы гнева, и они не всегда способны возместить причиненный ущерб. Если мы внимательны к нашему эмоциональному состоянию, т. е. если мы не просто сознаем, что мы чувствуем, но и можем взять паузу для рассмотрения того, хотим ли мы в своих поступках руководствоваться испытываемым нами гневом, то нам все равно придется выдержать борьбу, если мы решим не действовать под влиянием этой эмоции. Для одних эта борьба будет труднее, чем для других, поскольку у кого–то из нас гнев может возникать быстрее и проявляться с большей интенсивностью. Иногда мы в самом деле хотим действовать на основе нашего гнева, и, как я объясню позднее, действия, осуществленные в состоянии гнева, могут быть полезными и необходимыми. Дэвид Лин Скотт, двадцатишестилетний мужчина, объявивший себя ниндзя, изнасиловал и убил дочь Максины Кенни в 1992 г. Скотт был арестован в 1993 г., но судебный процесс растянулся на четыре года. После того как Скотт был признан виновным, Максине и ее мужу Дону была предоставлена возможность выступить во время завершающей фазы процесса. Максина обратилась к Скотту напрямую, заявив: «Ты думаешь, что ты ниндзя? Опомнись! Эта страна — не феодальная Япония, и даже если бы она была ею, то ты никогда бы не стал ниндзя, потому что ты трус! Ты бродил по ночам, одетый во все черное, носил с собой оружие и охотился на невинных, беззащитных женщин. Ты насиловал и убивал их, потому что это давало тебе ложное ощущение собственного могущества. Но ты больше похож на грязного отвратительного таракана, который бегает по стенам по ночам и заражает все вокруг. Я не испытываю к тебе никакого сочувствия. Ты изнасиловал и жестоко убил мою дочь Гейл, нанеся ей семь ударов ножом. Ты не пожалел ее, когда она отчаянно боролась за жизнь, о чем свидетельствуют многочисленные раны на ее руках. Ты не заслуживаешь того, чтобы тебя оставили в живых». Скотт, не испытывавший раскаяния, улыбался во время речи миссис Кенни. Возвращаясь на свое место, она ухитрилась ударить Скотта по голове, прежде чем ее успели схватить за руки муж и полицейские (этот момент показан на фотографии).
Часто тем, что мотивирует нас контролировать гнев и не позволять ему перерастать в ярость, является наша приверженность к сохранению отношений с человеком, на которого мы направляем наш гнев. Кем бы ни был этот человек — нашим другом, работодателем, наемным работником, супругом или ребенком и что бы он ни сделал, мы верим, что можем безвозвратно разрушить наши будущие отношения с ним, если будем неспособны управлять нашим гневом. Но у Максины Кенни не было раньше никаких отношений со Скоттом и не ожидалось каких–либо отношений в будущем, которые могли бы мотивировать ее не действовать под влиянием этой эмоции.
Разумеется, мы можем с пониманием и сочувствием отнестись к гневу Максины. Любой из нас на ее месте вполне мог бы испытать то же чувство. Хотя мы можем не одобрять ее нападения на Скотта, все же нам трудно осуждать ее действия. Возможно, Максина достигла своего предела прочности, когда увидела, что убийца ее дочери не выразил сожаления и раскаяния и только холодно улыбался в ответ на ее обвинения. Повел бы себя таким же образом на ее месте каждый? Свидетельствует ли такое поведение о достижении предела прочности? Имеется ли предел прочности у каждого из нас? Я так не думаю. Муж Максины, Дон, не действовал под влиянием импульса к совершению насилия; напротив, он удерживал жену от нападения на Скотта.
Максина и Дон Кенни пережили самое страшное событие для любого родителя: жестокое убийство их ребенка, совершенное незнакомым человеком без какой–либо внятной причины. Через восемь лет после того, как их тридцативосьмилетняя дочь Гейл была изнасилована и убита, они рассказали мне, что по–прежнему страдают и остро ощущают ее отсутствие. Почему же Максина и Дон так по–разному вели себя в тот день в зале суда?
Возможно, Максина имеет «короткий запал» и быстро приходит в разгневанное состояние, хотя сама она утверждает, что это для нее нетипично. Ее муж Дон приходит в разгневанное состояние медленно, поскольку сдерживает свои эмоции, которые нарастают постепенно. Люди с высокой скоростью нарастания гнева оказываются в более тяжелом положении, чем все остальные, когда они хотят сдержать свои реакции гнева и не допустить перерастания гнева в ярость. Хотя Максина не считает, что у нее «короткий запал», она утверждает, что могла бы взорваться, если бы «подумала, что моей семье что–то угрожает».
Максина рассказала мне: «Я всегда испытываю эмоции в очень сильной форме… Я думаю, что люди переживают эмоции с разной силой. Есть люди с разным эмоциональным складом характера, и некоторые из них более эмоционально возбудимы». Я сообщил супругам Кенни о том, что провожу исследование по теме, затронутой Максиной, и считаю, что она права (эта работа описана в конце главы 1 и в заключении).
Все мы различаемся по тому, насколько интенсивно переживаем каждую из эмоций. Одни люди могут быть просто неспособными к сильному гневу и никогда не проявлять неистовой ярости. Разные выражения гнева возникают в зависимости не только от длительности запала, но и от того, насколько вспыльчивым характером обладает человек, а степень вспыльчивости не может быть одинаковой у всех. Ученым пока что неизвестны источник таких различий и показатель соотношения ролей генетического фактора и фактора внешнего окружения. В любом случае, каждый из этих факторов играет свою роль.
[108]
Позднее в этой главе я расскажу о результатах обследования людей, известных своим необычайно сильным гневом.
