Солдаты прыснули во все стороны, открыв нашим взорам лакированный тарантас цвета красного дерева. На заднем сиденье лежал камень преткновения – частью металлический, частью деревянный короб с ручками и торчащей из него короткой трубой. Внутри трубы что-то явственно отблескивало.
– Я же говорил, сэр! Сравните!
Сержант указал на короб, а затем вскинул руку, указывая на ближайший треножник. Действительно, бессильно обвисшие щупальцы накрепко обвились вокруг схожего аппарата, только куда большего размера: короб из металла, труба…
– Это не оружие, – отчетливо прозвучал в наступившей тишине голос Шерлока Холмса. – Это камера для съемки фильмов. Если не ошибаюсь, американской системы «Урбан», по патенту братьев Люмьер.
– Вторая модель! – с гордостью уточнила мисс Пфайфер. – Самая новая!
– Я ручаюсь за эту мисс! – поспешил я прийти на помощь девушке. – Она – старший техник нью-йоркской студии синематографа. Компания «Эмэрикен Мутоскоп энд Биограф».
– Сержант, вы слышали о синематографе? – через плечо поинтересовался Уоллес.
– Так точно, сэр!
– Но никогда не видели камер для съемки?
– Никак нет, сэр!
– Отныне этот пробел в вашем образовании исправлен. Того, что я вижу своими глазами, и рекомендации двух уважаемых джентльменов мне более чем достаточно. Мисс Пфайфер, приношу вам извинения за досадное недоразумение. Впредь подобное не повторится.
Он галантно поклонился Адели.
– Извинения приняты, капитан. Теперь я могу осмотреть треножники?
– Простите? Вы, наверное, хотите их заснять для фильма?
– Да. Вы против?
– Я не возражаю.
– Премного благодарна! – похоже, едва успокоившись, Адель была готова вновь вскипеть. – Разумеется, я воспользуюсь вашим любезным разрешением. Но я хочу не просто заснять – я хочу изучить эти машины! Понять, как они устроены!
– При всем уважении, мисс Пфайфер, машины, тем более инопланетные – это не женское дело. С треножниками уже неделю разбирается группа военных техников; им помогает консультант. Снимайте, сколько угодно, но с машинами мы разберемся сами.
Мисс Пфайфер возмущенно фыркнула:
– И каких же успехов вы добились, позвольте узнать?
– Кое-какие успехи есть, – к капитану вернулась его обычная невозмутимость: в этом он старался подражать Холмсу. – Вы даже сможете заснять некоторые из них. Теперь мои люди займутся своим делом, а вы – своим. Не будем друг другу мешать.
– Как скажете, – с подозрительным миролюбием согласилась Адель.
Она направилась к тарантасу за камерой. Когда девушка отошла шагов на десять, капитан с облегчением выдохнул, снял фуражку и быстро вытер платком вспотевший лоб.
– Ватсон, – поинтересовался Холмс, – вы не находите, что мы попали в рай?
И пояснил в ответ на мой недоуменный взгляд:
– Мы видим дивные машины – творение научного и инженерного гения другой планеты. Очаровательная девица снимает их на камеру – последнее слово земной техники. Военные изучают марсианские механизмы, и мы имеем возможность к ним присоединиться. Вот оно – торжество науки, логики, рационального мышления и чувства прекрасного! А главное, никакой чертовщины и сомнительных чудес в радиусе видимости. Разве это не великолепно?
– Вы абсолютно правы, друг мой! – с воодушевлением согласился я. – Здесь поистине отдыхаешь душой!
И мы с легким сердцем двинулись к треножнику.
Интермедия
По Сеньке каска
– Хорошенький какой, – сказала Тюня. – Ми-ми-ми. На Есенина похож. Нет, на Ди Каприо. Так бы и съела.
Принтер выдал прелесть неописуемую. На нас томно глядел красавец мужчина. Волна кудрей посередине разделялась надвое – и парой крыльев опадала вниз, закрывая виски и уши. Безупречный овал лица, брови вразлет. Рот, ясное дело, взывал о поцелуях. Левой рукой нарцисс подпер щеку, изящно устремив указательный палец к уголку глаза. На безымянном сверкало кольцо с крупным камнем. Шейный платок, пушистая оторочка рукавов и воротника пальто – легкая, эскизная графика превращала намек в искусство.
– Не ешь его, Тюня, – предупредил я. – Подавишься.
– А что?
– А то. Что нам пишут про добра молодца?
– Оскар. Не человек, а кинопремия. Оскар Уайльд.
Тюня задумалась. Кажется, вспомнила о сексуальных предпочтениях литератора Уайльда. Лицо ее мрачнело с каждой секундой.
– Не буду есть, – согласилась она. – Несъедобен.
– Что нам еще пишут из-за рубежа? Кроме Уайльда?
– Портрет. Портрет Дориана Грея.
– Еще?
– Ничего. Больше ничего, – с каждым звуком голос Тюни понижался и замедлялся. Казалось, старая виниловая пластинка останавливается при неснятой игле. – Снегирь, откуда портрет? Зачем портрет? Это же фактор, Снегирь! Фактор привлечения третьего рода…
Тюнины глаза округлились. Впору было поверить, что Оскар Уайльд на рисунке ожил, сменил ориентацию и сделал моей спутнице нескромное предложение. Еще и за задницу ущипнул, проказник.
– Боишься? – спросил я.
– Третьего же рода…
– Боишься?!
– Третьего же… Ну при чем тут портрет?!
– Садись! Ищи! – я силой пихнул Тюню за стол, к клавиатуре. – Хотела самостоятельности?
– Н-не хотела!..
– Врешь, хотела! Ищи связи! Выстраивай!
– А ты?
– А меня нет! Скис! Сдох! Улетел!
– …но обещал вернуться…
– Фигушки! Ищи связи, говорю!
Пальцы Тюни забегали по клавишам: адажио, аллегро, престо. Бег ускорялся с каждой секундой. На монитор я не глядел, расхаживая по комнате, словно тигр по клетке. Будь у меня хвост, я бы хлестал им по бокам: по своим бокам, по Тюниным, а главное, по бокам дурехи Нюрки, девочки в каске.
– Ну?
– Я ищу…
– Факторы привлечения бывают трех родов…
Я рассуждал вслух, зная, что мешаю Тюне сосредоточиться. Так было надо: далеко не всегда тебе дают сконцентрироваться на деле. Отвлекают, мешают, а ты знай ломись к плохо видимой цели. В последние годы я читал под музыку, нарочно выбирая странноватые сочетания слов и звуков. Учился быть Цезарем, делать пару дел одновременно.
– Система привлекает дополнительный материал, ориентируясь на внутренние связи. Фактор первого рода: совпадение времени и места действия. Возможность…
– Возможность личной встречи персонажей, – буркнула Тюня. – Аладдин и Али-баба, сезам и лампа. Возможность безболезненного совмещения сюжетных линий. Личное знакомство авторов…
