– Гласс! – позвала ее из комнаты Соня.– Ну что там?
Девушка быстро удалила сообщение.
– Да просто напоминание о наблюдении за кометой. Как будто мы могли забыть!
Она посмотрела на часы и вздохнула: они показывали только 10.15. Следующие несколько часов наверняка будут тянуться даже дольше, чем в Тюрьме.
– О,– воскликнула мать, когда Гласс вернулась в спальню,– пожалуй, мы нашли то, что нужно. Ты в нем сейчас выглядишь просто прекрасно.
Гласс неохотно повернулась к зеркалу и поняла, что имеет в виду мама. Она действительно отлично выглядела, но дело было не в платье. Ее щеки заливал румянец, а глаза сияли от радости.
Она выглядела как влюбленная девушка.
В 15.40 Гласс поднялась по бесконечной лестнице к солярным плантациям, которые занимали всю верхнюю часть Уолдена. Сами плантации были закрыты от всех, кроме ученых и сельскохозяйственных рабочих, но на вершине лестницы была маленькая огороженная терраса, с которой открывался вид на поля. Должно быть, когда-то ее спроектировали для наблюдения за рабочими, но она ни разу не использовалась по назначению и почти всегда пустовала.
Добравшись до самого верха, Гласс подошла к краю платформы и уселась у ограды, свесив ножки вниз. Все ее тело расслабилось, а взгляд рассеянно бродил по рядам растений, которые тянули свои листья к солнечным коллекторам. Поле заканчивалось огромным панорамным окном, и казалось, будто зерновые колосятся прямо среди звезд. Раньше они с Люком постоянно тут встречались. Это было безопаснее всего: Люку не приходилось прокрадываться на Феникс, а Гласс – бродить по жилому блоку Люка.
– Привет.
Гласс повернулась и увидела, что Люк стоит прямо у нее за спиной. Она попыталась было встать на ноги, но Люк отрицательно помотал головой.
– Могу я к тебе присоединиться?
Она кивнула, подвинулась, чтобы освободить для него место, и Люк опустился рядом.
– Спасибо, что пришла,– стесненно сказал он.– Твоя мама ничего не заподозрила?
– Все нормально, ей было не до того. Она слишком занята попытками разрешить одежный кризис.
Люк удивил Гласс, улыбнувшись. Потом он откашлялся:
– Гласс, я… Я не могу перестать думать о том, что произошло,– сказал он, и все тело Гласс напряглось. Она очень старательно продолжала смотреть на расстилавшиеся внизу грядки.– Я имею в виду, за что могли арестовать человека вроде тебя. Но я же помню… через несколько месяцев после того, как мы расстались, ходили слухи… ну про девушку с Феникса, которую арестовали за… – Он замолчал, потому что его голос сорвался. Гласс наконец-то повернулась, чтобы поглядеть ему в лицо, и увидела, что его глаза блестят.– По срокам вроде совпадало. Но я никогда не верил, что это могла быть ты,– Люк смотрел вдаль, словно увидел там что-то чрезвычайно интересное.– Я говорил себе, что ты никогда не стала бы утаивать от меня такие вещи. Мне нужно было надеяться, что ты гораздо больше мне доверяешь.
Гласс прикусила губу, чтоб сдержать поток слов, который грозил вырваться наружу. Ей отчаянно хотелось рассказать ему всю правду, вот только ничего хорошего из этого не выйдет. Лучше уж пусть он думает, что она просто глупая, балованная девчонка с Феникса, которая играючи разбила его сердце. Теперь он счастлив с Камиллой – и заслуживает этого счастья.
Но потом Люк потянулся, взял ее за подбородок, и все мысли как ветром сдуло.
Гласс проснулась с улыбкой. Хотя с той ночи, что они с Люком провели вместе, прошло уже несколько недель. Девушка постоянно мысленно возвращалась в те счастливые мгновения. Но сегодня, стоило начать вспоминать, ее накрыла волна тошноты.
Гласс вскочила с постели и побежала по коридору в ванную, благодарная мирозданию за то, что везде горел свет. Впрочем, возможно, благодарить стоило не мироздание, а нового «друга» матери, главу Департамента ресурсов.
Закрыв за собой дверь ванной комнаты, Кларк осела на холодный пол, а ее мозг тем временем боролся с желудком. Стараясь сохранять спокойствие, она заставляла себя глубоко дышать. Последнее, что ей нужно,– это чтобы мама потащила ее в медицинский центр.
Желудок одержал верх, и Гласс едва-едва успела склониться над унитазом. Она рыгнула (глаза жгли слезы) и снова откинулась к стенке. Встречаться в таком состоянии с Уэллсом было совершенно невозможно, но и снова отменить встречу она не могла. Гласс проводила все свободное время с Люком, и на дружбу с Уэллсом его попросту не оставалось. Она скучала по Уэллсу. А он никогда не обижался на нее за необязательность, и от этого ей загадочным образом становилось еще хуже. А если учесть, что случилось с его матерью… и вдобавок Кларк в последнее время ведет себя как-то странно… В общем, им на самом деле надо было наверстать упущенное.
– Гласс? – раздался с той стороны двери голос матери.– Что ты там делаешь?
– Ничего,– отозвалась Гласс, стараясь, чтоб ее голос звучал уверенно.
– Ты заболела?
Гласс тихонько застонала. В их новом жилище совершенно невозможно было уединиться, и она скучала по старой просторной квартире с окном, полным звезд. Гласс никак не могла понять, почему им понизили разряд после того, как отец принял необычное, оскорбительное решение разорвать брачный договор и съехать.
– Я вхожу,– снова раздался с той стороны двери мамин голос.
Гласс поспешно утерла губы и попыталась встать, но тут новая волна тошноты скрутила ее бунтующий желудок. Гласс сползла обратно на пол. Дверь отворилась, и Гласс увидела мать, одетую в вечерний туалет, несмотря на то что еще не наступило даже время обеда. Но раньше, чем девушка успела спросить, куда это мама собирается (или, может быть, откуда пришла), глаза у той расширились, а лицо под щедро нанесенными румянами побледнело.
– Что происходит?
– Ничего,– сказала Гласс, пытаясь хотя бы ненадолго разогнать туман в голове и как-то объяснить матери свое поведение, чтоб та оставила ее в покое. Кишечные инфекции на Фениксе были редки, и всех, у кого появлялись похожие симптомы, отправляли до полного выздоровления на карантин.– Со мной все в порядке.
– Тебя что,– Соня оглянулась и понизила голос: это было нелепо, потому что в квартире, кроме них, никого не было,– вырвало?
– Да, но я в порядке. Я думаю, это просто…
– О, боже мой,– проговорила мать, закрывая глаза.
– Но я не больна, это точно. Я не нуждаюсь в карантине. Меня просто последние несколько дней тошнит по утрам, но к обеду это проходит.
Глаза матери открылись. Она казалась ничуть не менее озабоченной. Вдруг все вокруг завертелось, и голос Сони стал слабым-слабым, словно доносился откуда-то издалека. Гласс едва смогла разобрать ее вопрос, вроде бы что-то насчет того, когда у нее в последний раз были…
Внезапно в замутненное сознание Гласс ворвался ужас. Она подняла глаза на Соню и увидела в глазах матери отражение этого ужаса.
