Будакен стонал и скрежетал зубами:
– Мой сын вместе с Двурогим! А если злодей пойдет на сакские земли, неужели Сколот будет драться против нас? О, тогда я встречусь с ним в бою. Посмотрим, подымет ли он руку на отца!..
Часть седьмая
Журавли летят на север
Журавли летят на север
Согдские пограничные башни остались позади и виднелись на горизонте оранжевыми точками. Впереди потянулась безбрежная степь. Весенние цветы – красные маки, желтые тюльпаны и лиловые трехперстники – ярким ковром разукрасили обычно мертвую равнину.
Радостное чувство охватывало отряд скифов Будакена, когда он возвращался из Сугуды обратно на север, в свое кочевье.
Тяжелая дума о сыне все время мучила Будакена и заставляла его сопеть и испускать глубокие вздохи, от которых его карий жеребец поводил ушами и косился черным блестящим глазом; но весеннее солнце, свежий ветерок, приносящий запах первых цветов и прелой тающей земли, вид по-праздничному убранной степи невольно разглаживали глубокие морщины на угрюмом загорелом лице сакского вождя.
Будакен ехал Голодной степью, прозванной так путниками еще в давние времена: в ней нет корма – ни колючки для верблюда, ни зайца или козы для охотника, только шары перекати-поля, прыгая большими скачками, проносятся по степи, подгоняемые визгливым ветром. Лишь весной караваны могут проходить безбоязненно через эту мертвую равнину, где повсюду белеют кости павших животных.
– Смотри, Кидрей, а ведь это дикие кони! – крикнул, вглядываясь вперед, старый Хош.
Кидрей хлестнул своего Пегаша, взлетел на бархан и заслонил рукою глаза, вглядываясь в даль. Несколько темных точек медленно пересекали путь. Теплый пар, подымавшийся от земли, струился волнами, и на линии горизонта все предметы трепетали.
– Мало ты видел диких коней, – сказал насмешливо Кидрей. – Ты больше привык смотреть на турсуки с кумысом и поэтому не можешь отличить диких ослов от сауранов. Смотри, как они бегают!
– Эти дикие ослы отбили от табуна кобылицу, – сказал Будакен. – Они гонят ее перед собой.
В Будакене проснулся охотник: его ноздри раздулись; всматриваясь в горизонт, он втягивал воздух, чувствуя переливчатые запахи степи. Выдернув несколько волосков из отворота сапога, он подбросил их в воздух и проследил за их полетом:
– Ветер с их стороны. Ослы нас не почуют.
Стадо приближалось. Ослы так увлеклись погоней за лошадью, что не замечали приближения грозы, которая их ожидала за барханами. Они бежали беспорядочно: то рассыпались, то сбивались в кучу, дрались и кусали друг другу загривки. Уже ясно было видно, как загнанная лошадь металась и била хвостом. Но что лежит на ней? Впилась ли в шею пантера или привязаны вьюки?
Дикие ослы недоверчивы и чутки. Они внезапно остановили беззаботную гонку. Несколько большеголовых самцов, взлетев на пригорок, задрав напряженно хвосты и насторожив длинные уши, уставились в сторону скифов, где им почудилась опасность. Стремительно скатились они вниз, и все стадо, повернув к северу, легкими скачками стало удаляться в степь. Только облако взбиваемой пыли осталось над тем местом, где пронеслись ослы.
Скифы помчались вперед, к лошади, скрывшейся среди барханов.
Когда Будакен нагнал скифов, он увидел молодую женщину, лежавшую на земле. Хош подложил ей под голову свой башлык. Женщина была очень истощена: щеки ввалились и глаза смотрели тускло и безжизненно. Руки, покрытые багровыми ссадинами и кровоподтеками, бессильно раскинулись. Скифы сидели кругом на корточках и тихо перешептывались. Кидрей держал на аркане исхудавшую, костлявую кобылицу. Она была покрыта пылью и солью от высохшего пота, а бока ее кровянились от укусов и ударов ослов.
– Тебе эта женщина знакома, – сказал вполголоса Хош. – Когда ты выдавал замуж дочь Зарику, она развязывала верблюда.
– Она жива?
– Еще жива.
Будакен опустился на песок возле Томирис. Ему достали из вьюка глиняный кувшин с заостренным дном. Темная струя старого вина, подаренного Бессом, наполнила бронзовую чашу. Будакен плеснул немного вина на землю, чтобы свирепые духи Голодной степи не гневались, и своей широкой, почерневшей от загара рукой приподнял Томирис. Бледные, засохшие губы прикоснулись к бронзовой чаше и не раскрывались. Корявым пальцем с обломанным ногтем Будакен раскрыл губы и влил немного вина в рот.
Будакен долго возился с Томирис. Он несколько раз отдавал полную чашу с вином в круг скифам, и все отпивали по глотку, повторяя:
– Да поразит смерть того, кто обидел дочь нашего племени!
Постепенно жизнь возвращалась к Томирис. Она пристально всматривалась в небо, откуда доносилось отдаленное слабое курлыканье.
Все взглянули вверх. Высоко в чистой синеве треугольником летели журавли.
Томирис приподнялась и испуганно уставилась на неподвижно сидевших скифов. Когда глаза ее остановились на широком лице Будакена, легкая улыбка скользнула по ее бледным губам.
– Ты Будакен, давший мне свободу… Я теперь не боюсь, но бойся ты.
– Кого бояться?
– Берегись возвращаться домой, там тебя убьют.
Брови Будакена нахмурились, глаза метнули взгляд направо и налево.
Томирис с трудом повернулась на бок, положила израненную руку под щеку и затихла.
– Она заснула, – сказал старый Хош. – Это хорошо.
Будакен приказал остановиться, развьючить коней и напоить их водой из бурдюков. Он достал из вьюка кожаный мешок и привязал его за седлом карего жеребца…
– Вы поедете прямо к Горьким колодцам, где стоит камень Афрасиаба, – объяснял Будакен Кидрею, когда кони поели ячмень. – Там поблизости должно быть кочевье свободных скифов с шатром Шеппе-Тэмена. Эту женщину отвезете туда.
– А если шатры этого кочевья откочевали к горам на свежую траву?
– Тогда… Вай-вай, ляй-ляй, как трудно понять, что надо сделать! Нельзя же оставить эту больную на песке, чтобы она умерла и потом по ночам прилетала упрекать нас за свою смерть! Тогда ее надо привезти в мои шатры.
Вереница скифов потянулась к северу, кони шли ускоренным шагом: надо было скорее выбираться из Голодной степи. На одном из коней поверх тюков лежала Томирис.
Скифы оглядывались, не понимая, почему Будакен остался на месте один, сидя неподвижно, скрестив ноги, молчаливый, как камень Афрасиаба.
Снова из далекой синевы донеслись трубные звуки – курлыканье журавлей. Будакен очнулся и взглянул на летевших в небе птиц с распластанными широкими крыльями.
