Я уверен, что слова Малиновского о том, что Куба неизбежно падет без советских ядерных ракет, были ошибкой. Мы бы сражались в любых условиях. Я это утверждаю со всей своей прямотой. В апреле 1961 года в Плайя-Хирон после 68 часов беспрерывных боев мы перешли в контрнаступление. Потом мне доложили, что приближается новый десант США и что они уже начали высадку. А потом стало известно, что уже некому поддерживать высадку. Тогда я понял, что мы победили.
Я благодарен Советскому Союзу за всю оказанную нам помощь (СССР всегда хотел нам помогать), но я не могу принять ту форму, в которой эта помощь оказывалась. СССР был сильной державой. Хрущев был очень заинтересован в развитии перманентного революционного движения. Он хотел, чтобы политические идеи, на которых основывалась русская революция и советский социализм, нашли воплощение за тысячи километров, причем это революционное движение исходило бы от латиноамериканского народа. И он во все это верил.
Хрущева очень волновало вторжение США на Кубу в апреле 1961 года. Его престиж и так уже пострадал из-за ситуации, которая сложилась в Берлине, он никак не мог отстоять интересы Восточного Берлина. Не следует забывать, что обстановка в Берлине была сильно накалена, и это осложняло всю ситуацию в Европе. В глазах всего мира, в глазах советского народа Хрущев был просто обязан помочь Кубе и защитить ее. Если бы Советский Союз не вмешался в ситуацию, то скомпрометировал бы себя, потерял престиж и авторитет, притом что Куба входила в зону интересов СССР.
Сейчас давайте разберемся, что же это было на самом деле — защита Кубы или попытка улучшить в свою пользу военно-политическую международную ситуацию.
Я начал обсуждать этот вопрос с советскими руководителями, с Хрущевым, Молотовым, Громыко и другими высокопоставленными советскими лидерами, кажется, в апреле, но было уже поздно. Уже была в США одобрена операция «Мангуста», результатом которой должно было стать вторжение на Кубу. Она уже шла полным ходом. Для меня казалось странным, что поводом для ее проведения послужили переговоры, состоявшиеся 30 января, а маршал Бирюзов прибыл к нам только четверть месяца спустя. Хрущева подтолкнули к активным действиям документы, которые начали появляться в большом количестве с ноября 1961 года и в которых говорилось о военных планах Роберта Макнамары. Мы пришли к выводу, что ситуация сильно обострилась. В эти четыре месяца появилось огромное количество документов, проектов, гипотез, постепенно приходили новости. Все это подтверждало, что что-то должно произойти.
Наша встреча с маршалом Бирюзовым состоялась 30 мая. Работа началась, когда советская делегация заявила об обеспокоенности советской стороны нашей безопасностью в связи с возможностью вторжения на Кубу. Тогда маршал с опасением спросил: «Конечно же, мы обеспокоены возможностью вторжения США на Кубу, но в большей степени мы обеспокоены тем, сможем ли обеспечить вашу безопасность, установив ракеты на Кубе?»
Когда меня спросили, что я готов сделать, чтобы предотвратить угрозу нападения, я ответил: «Я думаю, что единственный способ предотвратить угрозу от США — а речь не шла тогда о ракетах — это заявление Советского Союза. Подобные заявления не раз делали и Соединенные Штаты, и они имели эффект. Подобное заявление о защите со стороны Союза гарантировало бы безопасность любой страны». Я сказал, что официальным заявлением Советского Союза США будут поставлены в известность, что нападение на Кубу будет расценено как агрессия против Советского Союза. Таков был мой ответ на его вопрос. По-моему, подобного заявления было бы достаточно. Это была реальность, потому что сверхдержавы интересовались только теми проблемами, в которые они были вовлечены.
Две сверхдержавы — Союз и США — расходились по многим вопросам, но никому не было дела до Кубы до тех пор, пока ситуация действительно не обострилась. Когда же я ему дал этот ответ, маршал Бирюзов меня спросил, «что именно должны мы сделать для вашей непосредственной поддержки». Я ответил, что вполне будет достаточно официального заявления со стороны Советского Союза. Но он настаивал, что заявления не будет достаточно, что существует явная угроза, что никому из политиков вообще нельзя верить на слово, нужна реальная сила, и он предлагал разместить на Кубе ракеты с ядерными боеголовками. Он предлагал своего рода «ядерный зонтик» для Кубы! Да, маршал Бирюзов именно так и выразился — ядерный зонтик!
Другими словами, в лице маршала Бирюзова нам предлагали высочайший уровень защиты, который США не могли обеспечить Европе!
Возможно, это предложение было нам сделано, исходя из глобальных стратегических интересов Советского Союза. Но это лишь моя точка зрения.
После переговоров Хрущев, я и другие члены делегации отправились в охотничий домик. Стояла весенняя погода, пахло свежестью. Меня пытались убедить. Куба попала в сферу интересов двух сверхдержав, которые никогда ранее не учитывали интересов Кубы. Привычкой сверхдержав было принимать решения еще до того, как с ними согласятся их союзники.
Это вызвало отрицательную реакцию с нашей стороны, а также обмен острыми письмами между Хрущевым и мною. И тут мне заявляют, что «ядерный зонтик» — это дело уже решенное. Советское руководство планировало разместить на острове Куба определенное количество ракет, потому что Куба находилась гораздо ближе к Соединенным Штатам, чем какое-либо место в СССР.
Хрущев умел вести политическую борьбу. Отправив первым человека в космос, СССР показал всему миру, что обладает мощными ракетоносителями, которые способны нести боеголовки различного веса. В мире создалось впечатление, что Советский Союз достиг определенного военного паритета с США. Мы должны вспомнить еще один исторический эпизод, касающийся Хрущева, — его борьбу против Берии после смерти Сталина. После этого эпизода я никоим образом не могу назвать Хрущева трусом.
У американцев были ракеты в Турции и Италии, которые обладали рядом преимуществ перед советскими ракетами. Они могли быстро достичь границ Союза. Хрущев не хотел мириться с тем, чтобы его страну «брали на мушку».
Возвращаясь к визиту советской делегации в конце мая 1962 года на Кубу, я хочу отметить, что основной договор был подписан мной лично. Однако ни о каких ракетах там речи не шло. Приняв предложение Советского Союза о защите Кубы, мы не уточняли в договоре, какое именно вооружение будет нам переброшено. И поэтому мы не согласны с мнением, что тогда наша страна решила официально стать военной базой Советского Союза.
Приняв такое сложное решение для нашей независимой державы, мы понимали, что имидж Кубы сильно пострадает в глазах мировой общественности. Но мы руководствовались только политическими соображениями, а не пытались угодить Советскому Союзу. Любой из нас предпочел бы смерть бесчестию, трусости и низости перед лицом войны.
Мы бы пошли на все, что угодно, лишь бы избежать позора, бесчестия, не стать посмешищем, не потерять свою независимость. Ради этого мы готовы были поставить на карту все. Некоторые спрашивают, зачем вести бессмысленную идеологическую войну? На такой вопрос я никогда не смогу дать ответа.
Итак, на первой встрече с маршалом Бирюзовым помимо меня присутствовал Рауль Кастро. Мы сказали, что нам необходимо обдумать советское предложение. Позже мы встретились в расширенном составе — Рауль, Че Гевара, руководитель кубинской компартии Блас Рока, президент Дортиков и я. Все присутствующие понимали, что не было другой альтернативы, кроме как просто принять это предложение. Но мы не боялись вторжения и готовы были отдать жизнь и свободу своей Родины.
