Как раз в это время Кеннеди изучал очередное письмо Хрущева.
(Американское посольство получило этот текст в ночь с 24 на 25 октября около полуночи).
Хрущев писал: «Вы, господин президент, объявляете не карантин, а выдвигаете ультиматум и угрожаете, что если мы не будем подчиняться вашим требованиям, то вы примените силу. Вдумайтесь в то, что вы говорите! (.) Действия США в отношении Кубы — это прямой разбой! Конечно, мы не будем просто наблюдателями пиратских действий в открытом море. Мы будем вынуждены, со своей стороны, предпринять меры, которые сочтем нужными».
Был там и инструктаж Хрущева капитанам: «Советское правительство не может дать капитанам советских судов, следующих на Кубу, инструкций соблюдать предписания американских военно-морских сил, блокирующих этот остров. Ваши требования нарушают международные морские правила».
В действительности все было сложнее, более дифференцированно. Кремль хотел, чтобы четыре судна с ракетами — «Альметьевск» (расположение 22 октября 2700N 6312W), «Николаевск», «Дубна» (расположение 22 октября 2206N 7712W) и «Дивногорск» (расположение 22 октября 2300N 7912W) — продолжали движение в направлении кубинских портов Никара, Мариэль и Ла-Изабелла. Однако во избежание риска столкновения с ВМС США советское руководство решило дать приказ остальным судам, которые «не дошли еще» до карантина, вернуться в СССР. Серьезной проблемой стал «Александровск», начиненный ядерными боеголовками, крылатыми ракетами и личным составом ракетчиков из 51-й дивизии генерала Игоря Стаценко. «Александровск» уже пересек линию карантина и находился в двух сутках плавания от Кубы.
24 октября американские корабли готовились перехватить советские суда «Кимовск» и «Гагарин», которые приближались к линии блокады. На этих судах были подразделения 51-й ракетной дивизии, призванной обслуживать наступательные ракеты Р-14, но после объявления карантина суда повернули обратно в советские порты. А вот теплоход «Иван Ползунов» рискнул прорваться сквозь линию блокады и 24 октября пришвартовался в порту Гаваны. Он также перевозил несколько подразделений 51-й ракетной дивизии и 3200 тонн взрывчатки. В тот же день, 24 октября, в порт Нуэвитас прибыл танкер «Фестиваль» с 10 000 тоннами бензина.
24 октября повернули обратно шедшие на Кубу сухогрузы «Ургенч», перевозящий подразделения 51-й ракетной дивизии, «Большевик Суханов» и сухогруз «Кисловодск» с военной техникой. Все они на момент объявления блокады находились в районе Гибралтара, до Кубы им было далеко.
Всю ночь с 24 на 25 октября американские эсминцы и крейсер Newport News искали советский танкер «Бухарест», который согласно приказу не должен был пройти через линию карантина. В семь утра по местному времени 25 октября эсминец Gearing послал запросы на советский танкер, и тот ответил: «Меня зовут «Бухарест». Советское судно из Черного моря, направляюсь на Кубу». После этого эсминец передал «Доброе утро» на русском языке, а «Бухарест» отвечал на английском: «Доброе утро, спасибо». Это было первое учтивое столкновение на линии карантина. После того как «Бухарест» подтвердил, что везет только нефть, а это был не запрещенный товар, судну дали возможность идти на Кубу.
Но были и серьезные противостояния советских и американских судов, после которых у капитанов седели волосы.
Полковник Павел Королев вспоминал: «На теплоходе «ФИЗИК ВАВИЛОВ», мне довелось быть начальником эшелона. Морской переход оказался тяжелым. «Физик Вавилов» — сухогруз, плавающий под командованием капитана Ивана Подшевякина. В сентябрьском рейсе к берегам Кубы он перевозил из Феодосии 701-й полк ПВО. Память полковника Павла Королева зафиксировала развитие драмы:
«По мере приближения к Кубе наше судно стали облетать самолеты и сопровождать корабли США. До конца нашего перехода оставалось 5–6 часов, как вдруг видим — на встречном курсе на полном ходу к нам приближается эскадра кораблей ВМС США. Головной корабль подает сигнал: «Кто такие?», «Откуда идете?», «Что везете?», «Порт отправления?», «Порт назначения?». Эскадра из тринадцати эсминцев. Они быстро окружили наше судно, препятствуя движению. Приходится отвечать: «Вышли из Феодосии, везем коммерческий груз, сельхозтехнику, идем по своему назначению». Действительно, на палубе — множество ящиков, тракторов, комбайны. Все это имитировало сельскохозяйственную миссию. А в трюмах — целый полк солдат и офицеров противовоздушной обороны и оружие.
Почти одновременно с военными кораблями появились два американских самолета. Было несколько виражей на высоте 100–150 м. Рев самолетов раздирал душу. И самое главное — про карантин, уже объявленный Кеннеди, мы не знали! В наших глазах это были просто морские и воздушные пираты! Капитан не сходил с мостика, без волнения отдавал распоряжения членам экипажа, вахтенной службе. Все приготовились к вооруженной защите судна в случае, если американцы сделают попытку взять наше судно на буксир.
Идем своим курсом, видим лица американских матросов, занявших на эсминцах свои места у орудий и пулеметов. Но у нас настрой — боевой.
Судно в руки американцев не отдадим! С борта эсминца последовал сигнал: «Остановитесь!» Наш ответ — отрицательный, продолжаем идти своим курсом. О происходящем по радио сообщили в Черноморское пароходство и в Москву. Получили ответную радиограмму, в которой подтверждалось: «Ваши действия правильные, продолжайте идти утвержденным маршрутом».
Тем временем опасность усиливалась и драматургия нарастала. Эсминец пошел наперерез курсу нашего судна, чтобы заставить подчиниться его требованиям. Тогда капитан Иван Подшевякин передает на эсминец сигнал: «С курса не сходим, в случае перереза нашего курса будем таранить ваш корабль».
Отметим, что мощный нос «Физика Вавилова» позволял нанести такой удар и расколоть эсминец. Однако мы надеялись все же избежать тарана, просто отвечая на американский психологический прессинг — своим. Это была игра на грани возможностей! Разумеется, предупредив американцев о таране, мы не должны были решиться на таран. Ведь в носовой части судна находились боевые части ракет и взрывчатка! В случае тарана мы все взлетели бы на воздух!
В этом противоборстве время словно остановилось. «Держим небольшой совет, — вспоминает полковник Королев. — Эсминец продолжает дрейфовать прямо на нашем курсе. Счет идет на минуты. Чья выдержка, у нас или у американцев, окажется сильнее? Что же делать — сбавить ход, изменить курс? «Захват корабля и плен — позор, лучше гибель, — говорит капитан Иван Подшевякин. — Нельзя показывать американцам слабинку. Надо твердо стоять на своем».
И дальше капитан Подшевякин рассуждает так: — Заметив, что мы идем своим курсом, не сбавляя хода, они уберутся. Мы их предупредили насчет тарана. Наше судно мощнее и просто расколет их эсминец надвое. Они понимают, что если мы действительно везем сельхозтехнику только, то им крепко достанется от командования, что они угробили свой корабль по глупости. А если мы везем оружие, в чем они нас подозревают, то неминуемо произойдет взрыв, и тогда все погибнут. У них психология — не советская. Они с Гитлером, как мы в Отечественную войну, не воевали. Пафоса много, а патриотизм — специфический, они воюют за деньги и жизнями своими ой как дорожат! Не захотят они связываться с русскими! Не сходить с курса!
