– То есть как «убью»? – спросила я, ощутив, как холодеет спина.
– Очень просто, или ты, обезьянка, уже человеческий язык не понимаешь? А может, я его подзабыл за те века, что сидел в этой распроклятой лампе? – он хохотнул. – Убью – значит убью!
Воцарилось молчание – только Виделорн нервно перебирал четки. Я тоже, признаться, ничего не могла понять. Насколько я, со слов Гаруна, помнила здешнюю магическую практику, не знаю как где, а на Рее джинны должны были выполнить желание освободившего их, одно или три, некоторые маги могли даже подчинить их и заставить служить. Но чтобы убить того, кто вызвал их? Они ж не демоны из Джаахеннема или Ада? За теми водилось такое. И не земные злые духи из сказок «Тысячи и одной ночи».
– Так, – решила уточнить, – разве у джиннов принято убивать тех, кто их освободил?
– Издеваешься, обезьянка? Скажи спасибо, что я занят, а то б показал тебе то, что Дауд не показывал Сулейману, мир им обоим! А ты, – это он уже адресовал Лорри, – не проси меня о милости, жалкая! Я почти тысячу лет сидел в этой лампе! Тысячу без малого лет я молил Аллаха, чтобы кто-нибудь выпустил меня на волю, – орал он, потрясая красными кулачищами. – Я обещал спасителю горы золота и алмазов! Долгую жизнь! Гарем из ста прекраснейших девственниц и личный оазис! Но никто не внял моим просьбам! Никто не явился меня спасать! Тогда я решил расправиться с тем, кто нарушит мой покой… И Небеса и Преисподняя мне свидетели – я сделаю это!
Виделорн похлопал в ладоши. Видимо, лорд решил, что это представление входит в сервис по обслуживанию VIP-персон.
– Говори, давай! – непреклонно чеканил Баюбай-ага. – Все выполню. Но предупреждаю: тебя не помилую, себе никакого ущерба не причиню и обратно в лампу не спрячусь. И имей в виду – джинны свое слово всегда выполняют. Значит, нельзя просить бессмертия, ведь я поклялся убить своего освободителя. Впрочем, в порядке исключения я тебе его подарю – до той минуты, как убью. Мы, джинны, очень умные, нас не обманешь! – с гордостью произнес краснокожий урод, гордо выпятив волосатую грудь.
Лорри стояла бледная как смерть. Еще хуже выглядела Ла-Занья.
Единственной, пожалуй, кто не растерялся, была Зубейда, появившаяся в ресторане следом за джинном.
– Именем Аллаха, милостивого, милосердного, повелителя людей и джиннов! Убирайся! – чуть дрожащим фальцетом произнесла старуха, делая какие-то пассы прозрачными руками.
– Ха, презренное привидение, которое ни жить, ни умереть толком не может! – загрохотал Баюбай-ага. – Тебе ли, неживое отродье жалких смертных, поминать Творца перед ликом того, кто был создан раньше вас?!
Мановение исполинской длани – и тая на глазах, призрак вредной бабки втянулся в стену.
Тут с места поднялся не кто иной, как Йохан Бабаевич, до того молча смотревший на происходящее. До него, вероятно, дошло, что здесь не шутят. Внешне Темный Лорд был само хладнокровие.
Встав, он принялся деловито засучивать рукава.
– Один момент, уважаемые господа, – обратился он ко всем нам. – Сейчас я решу эту небольшую проблемку. Я как-никак темный чародей!
– Пшел вон, дурак! – хохотнул джинн, тряся массивным золотым кольцом, вделанным в ноздри его крючковатого носа. – Сейчас я тебя на одну ладонь посажу, а другой прихлопну.
– Это не ты меня, а я тебя! – уже другим тоном произнес Виделорн и протянул в сторону джинна правую руку, на которой бледным золотом поблескивало простенькое кольцо грубой работы.
– Волею Сулеймана ибн Дауда, повелителя твоего рода до скончания времен, марш в свой кувшин!
И добавил, словно ставя с размаху печать:
– ABRAXAX!!!
– Отродье безумной свиньи и паршивого шакала! – опять рассмеялся джинн. – Ты не понял, с кем связался!
Вихрь, возникший из ничего, поднял милорда в воздух и вынес его в открытое окно банкетного зала, словно пушинку.
– Ну что, жалкая? – вновь обратился злой дух к Лорри. – Я жду, не испытывай моего терпения!
– Достопочтенный джинн, минуточку внимания, – придав голосу как можно большую вежливость, сказала я.
– Ну, чего тебе еще? – фыркнул он, дыша сернистым дымком. – Говори, обезьянка! Или тоже хочешь помериться силами?
– Может быть, вы соблаговолите сперва выпить вина? У меня в погребе хранится хороший бочонок э-э-э амонтильядо! – отчаянно импровизировала я.
Зачем я это делала, сама толком не понимала. Мне просто отчаянно хотелось выиграть время. Должен же быть какой-то способ спасти девчонку! Эх, был бы тут Гарун! И куда его нелегкая занесла! Вечно где-то шарится, все у него какие-то тайны…
– Вина? – презрительно процедил между тем джинн. – Вина…
На его красной роже появилось мечтательное выражение.
– Вина, говоришь… Вина?! – загремел он. – Ты, жалкая смертная!!! Я сидел в этой дурацкой древней лампе девятьсот двадцать пять лет, три месяца, пять дней и семнадцать часов двенадцать минут – без крошки еды и капли питья! А ты еще смеешь спрашивать, хочу ли я вина?! Давай, тащи немедленно, пока я не разнес твой жалкий караван-сарай по кирпичику!!
– Ну-ка, Саиды, – зашипела я на двух близнецов-вышибал, которых различали по номерам (Саид Первый и Саид Второй), – быстро в погреб, и тащите бочонок самого лучшего вина, какое найдете! Иначе… – скорчила страшную рожу.
Но моих работников подгонять было не нужно.
В ожидании угощения джинн подтащил к себе по воздуху недоеденное нами с лордом и принялся поглощать, иногда в спешке откусывая от тарелок и чаш изрядные куски.
Все это время он косился то на белую как мел Лорри, то на дверь.
Вышибалы управились быстро. Взмокшие от напряжения, отчаянно кряхтя, они втащили в обеденный зал бочонок литров на полтораста с клеймом, нанесенным киноварью. Пожалуй, на мировом первенстве по тасканию винных бочек они бы взяли гран-при.
Бочонок мгновенно оказался в руках джинна. Пробив крышку кулаком, дух принялся, булькая, как засорившийся ватерклозет, хлестать благородный напиток через край.
«“Бахчисарайский фонтан”, урожая семнадцатого года, – вспомнила я машинально. – Семь акче за литр».
– Уф, вино недурное! – Баюбай-ага отбросил в сторону опустошенный бочонок, так что тот мгновенно развалился на досточки.
И тут мне в голову пришла отчаянная мысль, как можно поправить дело.
– Теперь маленькая паршивка, – навис он над Лорри, – говори свое последнее желание и приготовься к смерти!
– А скажите, уважаемый джинн, эта девушка может передать свое желание мне? Ведь она моя служанка и побеспокоила вас именно по моей вине? – спросила я с самым невинным лицом.
Ифрит замер, озадаченно почесав лысую башку, увенчанную витым рогом. Затем коснулся поочередно остальных четырех рожек.
– Но, ханум, – в голосе его даже проскользнуло некое уважение. – Но тогда мне придется тебя убить вместо нее!
