Девочка засмеялась:
– Нету у меня хвоста!
Листик могла бы сказать – сейчас нет, а так есть, но, увидев, что ее подруга очень перепугана, решила лучше промолчать.
А Карэхита испуганно проговорила:
– Пастыри приказывают сжигать пойманных русалок! А ты… Она назвала тебя Хозяйкой! Выходит, ты тоже?.. Листик, ты не боишься львов. Да и лошади сначала тебя испугались, а потом… Ведь тогда они же тебя испугались, да? Я заметила это, когда ты появилась! Листик, кто ты?
Девочка улыбнулась и погладила девушку по руке:
– Я – это я, и я не желаю никому зла. Если ты меня не боишься, то я хотела бы стать твоей подругой. Ведь мы можем дружить? Правда?
Карэхита глянула в большие зеленые глаза, смотрящие на нее с такой надеждой! Пусть это и особенный, какой-то не такой, но ребенок! И как она слушала сказки, просто ощутимо сопереживая их героям. Наездница обняла девочку и прижала к себе, а Листик почему-то всхлипнула.
Глава 9
Немного из прошлого. Как становятся святыми, или Прощание с цирком
Старший пастырь Аргимаро смотрел на губернатора Тарахены, дона Итарано, а тот, сделав глоток вина из высокого бокала, произнес:
– Вы хотите сжечь эту танцорку, потому что она вам отказала?
– Она ведьма, а место ведьмы на костре! – поджав губы, ответил старший пастырь. – В вопросах веры мы не можем допускать…
– Полно вам, я не собираюсь подвергать сомнению, а тем более опротестовывать ваше решение. Мне просто интересно, что было бы, если эта циркачка согласилась бы?
Аргимаро усмехнулся. Он и дон Итарано были в Тарахене высшей властью, у старшего пастыря власти было даже больше, поэтому гражданский губернатор не мог, да и не собирался оспаривать решение церковного иерарха, разве что в том случае, если бы оно касалось непосредственно самого дона Итарано. Губернатор Тарахены сделал еще один глоток и поощряюще улыбнулся. Старший пастырь усмехнулся в ответ, только вот эта усмешка выглядела очень зловеще:
– Она умерла бы. Быстро и безболезненно. Сами понимаете…
– Ваши маленькие слабости не должны стать достоянием… – перебил старшего пастыря дон Итарано и замолчал, поймав холодный взгляд. Губернатор понимающе кивнул, склонил голову и серьезно сказал: – Да, ваша святость, ведьма должна быть сожжена! Образцово-показательно, на главной площади. Я думаю, что это будет поучительное зрелище. Когда вы думаете провести данное мероприятие?
– Завтра. Зачем тянуть? Мне шепнули, что к нам едет с инспекцией архипастырь, надо показать ему наше рвение в вопросах веры, ведь я пока еще не готов.
Губернатор кивнул, соглашаясь с последними словами иерарха. Он тоже считал, что архипастырь слишком долго засиделся на своем месте. Дон Итарано был в курсе заговора, готовившегося старшим пастырем, точнее, он сам должен был принять в нем активное участие. Но солдаты не пошли бы на открытое противостояние гвардейцам архипастыря, поэтому Аргимаро и его сторонники хотели свергнуть главу церкви не в ходе вооруженного противостояния, а с помощью покушения, обставив все как естественную смерть.
Итарано должен был обеспечить поддержку гарнизона Тарахены в том случае, если на престол архипастыря появятся еще претенденты, а они в Арэмии точно появятся. И выиграет тот, кто сильнее. До прямого столкновения вряд ли дойдет, это будет просто демонстрация мускулов, а гарнизон Тарахены, даже больший, чем гарнизон Арэмии, – более чем весомый аргумент. Внезапный визит архипастыря мог спутать все карты, поэтому стоит затаиться и продемонстрировать, с одной стороны, лояльность, и с другой – полную занятость местными делами. Для этой цели казнь ведьмы подходила как нельзя лучше.
Роскошная карета в сопровождении внушительного отряда гвардейцев ехала по мощенной камнем дороге. Еще крепкий старик, слегка отклонив занавеску, смотрел из окна этой кареты. Архипастырь планировал внеочередную ревизию, к тому же он хотел разобраться с главным заговорщиком. О готовившемся заговоре и о том, кто стоял во главе его, главе церкви было прекрасно известно. Аргимаро слишком заигрался, и эту ревизию он не должен пережить. Что это будет – яд или что-то другое, станет ясно на месте, подробного плана у архипастыря не было, в таких вещах он полагался на импровизацию – это у него получалось лучше всего. Но импровизация хороша, когда она подкреплена не только авторитетом, но и реальной силой. Поэтому отряд гвардейцев был раза в три многочисленней обычного конвоя. Конечно, со всем гарнизоном Тарахены гвардейцы не справятся, но и гарнизон не выступит против церкви, а архипастырь, пока жив, и есть церковь.
Местность совсем не напоминала живописные окрестности Арэмии, все-таки здесь намного суше, хотя близость моря и смягчает жару, но влагу на окрестные поля и жиденькие рощи это не приносит. Здесь был крайний юг благословенных земель, где чтят Единого. За морем уже живут неверные, тоже поклоняющиеся Единому, но поклоняющиеся неправильно, искажающие основные догматы веры.
Архипастырь собрался было задернуть занавеску и откинуться на подушки мягкого диванчика, когда его внимание привлекли повозки бродячего цирка, прижатые гвардейцами к самой обочине. О том, что это цирк, говорили рисунки на полотняных бортах крытых повозок. Но труппа почему-то уезжала из Тарахены, хотя ярмарка там была в самом разгаре.
Рисунки на бортах повозок были выполнены мастером своего дела. Обычно такие рекламные картинки рисовал кто-нибудь из цирковых, а среди них редко попадались те, кто это действительно умел, а уж прошедшие обучение и вовсе были очень большой редкостью. Но здесь видна рука профессионала! Еще архипастырю показалось, что он уже видел где-то такие рисунки, по крайней мере, выполненные в схожей манере. Только на въезде в город архипастырь вспомнил где, вернее, у кого, он видел такую технику. Задумчиво кивнув каким-то своим мыслям, он достал из сумки фигурку невиданного зверя, сделанную учеником, точнее, ученицей художника Лирамо.
Иерарх грустно улыбнулся, вспоминая рыжую девочку, промелькнувшую в его жизни ярким огоньком. Она тогда ушла неведомо куда, вернее, улетела, превратившись в такого же зверя, как тот, которого она вылепила из глины. Если бы она была человеком, то сколько ей сейчас было бы лет? Двенадцать? Архипастырь щелкнул пальцами, привлекая внимание сидевшего напротив секретаря, и распорядился выяснить, что это за цирк и кто рисовал на бортах повозок картины.
Двумя неделями раньше Листик сидела на плечах Торунаро и вдохновенно творила. Ей с самого начала не нравилось то, что было намалевано на бортах повозок. И вот за день до отъезда с поляны, где бродячий цирк проводил свои репетиции, девочка, выпросив у Фаримито краски, оказывается, он был еще и штатным художником цирка, рисовала на тенте своей повозки. Листик считала своей повозку, где жили Смоль, Карэхита и Батар и которая была их гримерной.
– Ты смотри! Как живые! – не удержался наблюдавший за процессом Фаримито. Листик изобразила всех своих подруг: скачущую на коне Карэхиту, идущую по канату Смоль и жонглирующую пылающими факелами Батар. Листик хотела нарисовать Батар с ножами, но девушка уговорила художницу изобразить ее с факелами.
