– От честности к скромности, от скромности к воздержанию, от воздержания к состраданию…
Нога Арлены, спрятанная под юбками, пнула Танину лодыжку, и та вплела свой голос:
– От сострадания к милосердию, от милосердия к любви, от любви к пониманию…
Потом опомнилась и сделала передышку. Нетвердую память следовало подтверждать.
Молитву зачитали не менее трех раз, затем Арлена со служителем принялись на память декламировать еще какие-то тексты, тоже нравоучительного содержания. Их Таня и вовсе не знала, но старательно присоединяла голос на окончаниях.
Наконец Арлена встала, картинно всхлипнула, утерла невесть как выжатую слезу. Таня, поднявшаяся следом, мудро рассудила, что в этом подражать наставнице не следует. И снова отвесила нижнюю челюсть.
Из руки Арлены к служителю перекочевал бархатный мешочек со словами:
– Это на нужды Милосердия, почтеннейший служитель. Вы слышали, как четко княжна Татьяна начала выговаривать слова молитвы вслед за вами? Ах, как подумаю, что никто из нас так не смог добиться от нее такого успеха за все это время… Воистину Коэни не зря приходил в ваш сон! Чудо, клянусь, вы совершили чудо! Нам следовало раньше привести к вам княжну. Дабы светоч вашего милосердия озарил ее затуманенный разум.
– Приходите снова, благородная госпожа, – с готовностью ответил служитель. Мешочек уже исчез у него под плащом. – Боюсь, столь сильное помутнение сознания, которое я наблюдаю у благородной княжны, за один раз не излечишь.
– Обязательно! Всенепременно! Вы – наш спаситель! – Арлена, заламывая ручки, под прикрытием юбки опять пнула Таню.
Та все поняла правильно, быстренько присела и скорым шагом почесала к выходу. Отвесив челюсть и сведя глаза на переносице.
Забравшись в карету, Таня первым делом мрачно спросила:
– И вы думаете, он в эту белиберду поверит?
– Нет. – Арлена перевела дыхание. – Но нас не стали задерживать и расспрашивать прямо в храме, а это сейчас самое главное. Как все-таки хорошо, что жрецы Элимора решили держать в тайне смену эпох!
– Чего-чего? – спросила Таня.
Арлена странно на нее глянула, бодренько ответила:
– Смену календарного времени. Это, княжна Татьяна, особенности нашего календаря. Как-нибудь на уроках мы еще поговорим об этом. Обязательно поговорим. А сейчас лучше вернуться к тому, что произошло. Полагаю, теперь следует ждать, когда в вашем присутствии почернеет цвет.
– А я думаю, что в этот храм мне лучше второй раз не ходить, – буркнула Таня. – Еще обвинят в чем-нибудь. Скажут, дерево сглазила, порчу навела.
Арлена с жаром согласилась:
– И вы совершенно правы! Полагаю, вам следует посетить храм далеко от Керсы. Но не сразу, где-то через декаду, то бишь дней через десять. Там и посмотрим…
После чего Арлена погрузилась в задумчивое молчание. А Таня повернулась и молча уставилась в окошко кареты. Городских улиц, проплывающих мимо, Таня не видела. Перед глазами стояло зрелище бордовой кроны, стремительно превращавшейся в кипенно-белое облако.
Карета высадила их у здания, в котором помещалась трапезная и комнаты князя. Арлена спустилась со своей стороны кареты, Таня – со своей, избежав торжественного спуска, происходившего сейчас по ту сторону экипажа.
И первым, кого она увидела, был Орл, быстро шагавший к ней через двор.
– Ты! – громко рявкнул Орл еще за несколько метров. – Грязная крестьянка! Да как ты, тварь, посмела поднять руку на княжну, законнорожденную в отличие от тебя!
Таня выдохнула, склонила голову и нехорошо глянула на приближавшегося красавчика.
За ее спиной загремела отъезжающая карета.
– Дерьмо, вырядившееся в чужое платье! Отродье грязной бабы, ублюдок простонародной шлюхи…
Арлена, которую до этого скрывала карета, что-то сказала за ее спиной. Но Тане было уже не до словесных баталий.
У нее прервалось дыхание. Она сглотнула и смерила взглядом Орла. Высокий, зараза. Ну да ничего.
Сунув руку за корсаж, она нащупала в его глубинах ключи от дома. С увесистым брелоком. Все это время Мелта, одевая ее по утрам, ежедневно напоминала про ключи, называя их талисманом. И чуть ли не силой вешала их Тане на шею.
Для нее осталось загадкой – то ли служанка и впрямь поверила тогда в ее сказку, то ли так наказывала ее теперь за проявленное один раз недоверие. Как бы то ни было, Таня каждодневно таскала на себе ключи, подвешенные к шнурку.
Вот и пригодились. И хорошо, что брелок тяжелый, галькой в руке лежит. Маменькиным подареньем да по охальнику…
Она выпростала связку и метнула ключи в Орла, целя тому в лицо. Внутри кипели ярость и обида – за сказанное, за сделанное, за причиненные обиды, за унизительные, как плевок в лицо, слова. И все это искало сейчас выхода. И нашло. Плевать было на нормы приличия, на возможные последствия, в том числе и те самые, в виде сдачи, щедро отвешенной мужской рукой.
Вольно ж было этому подлецу проходиться самым нехорошим образом по ее адресу. Одним словом, сам напросился.
Дальнейшее она видела как в замедленной съемке. Ключи летели в лицо Орла серебристыми рыбками, граненая агатовая слеза расплескивала в полете колючие злобные блики. А Орл протянул вперед руку с растопыренной пятерней, словно намеревался схватить ключи в воздухе. И что-то такое бормотал, наверняка опять клеймил ее позором. Или ее мать. Злыдень злопыхательный…
Таня стиснула зубы. До смерти захотелось, чтобы ключи проехались по красивому гладкому лицу Орла всеми острыми гранями. Чтобы у него хоть какая-то царапина осталась на память. Чтобы остерегся в следующий раз ее задевать.
Мир застыл. Как-то странно съежился. На одном конце его был Орл со вскинутой рукой. А на другом конце мира была Таня. И внутренним зрением, не глазами даже, а кусочком сознания, обращенным внутрь себя, она увидела – а может, просто ощутила, – как зародился и расцвел внутри нее круглый цветок колючего синего пламени. Утыканный холодными изогнутыми шипами.
Шипы посверкивали, испуская сияние. Ком ледяного синего огня горел у нее в груди, прямо в грудной клетке, и от этого по спине и животу пробежал холодок.
Таня ощутила, как вся ее ненависть и обида на Орла растворились в этом пламени, были выпиты им. Да свершится месть!
Блики пламени сверкнули на гранях ключей голубыми искрами, рассыпались по граненому агату, увенчав его короной бриллиантовых отблесков…
Потом время ускорилось, мир снова стал прежним. Ее затопила дикая радость, потому что ключи врезали Орлу в правый глаз. Тот стоял с вытянутой вперед рукой, прямо статуй какой-то. По красивому лицу медленно разливалось изумление. Ключи с жалобным звяканьем брякнулись на каменные плиты двора. Орл все стоял.
Изумление на его лице медленно сменялось испугом.
