Упав на четвереньки, Таня захлебнулась рвотой. Все тело горело, голову охватывал то жар, то холод. Дорога перед глазами кружилась, наплывала и ускользала…
Она рухнула в пыль, свернулась клубком. Холодная желтоватая земля под щекой приятно холодила. Мысль о том, что она на грани обморока, почему-то вызвала отвращение. И злость – слабенькую такую, выдохшуюся.
Таня подтянула к лицу руки; камушки в пыли больно царапнули кожу. Ладони двоились у нее в глазах, но сквозь рой черных точек, заполонивших мир, она разглядела на коже тонкий рисунок синих жил.
Сиянье их поблекло, почти выцвело, однако блекло-синие линии, сейчас похожие на старую, сведенную татуировку, продолжали оплетать руки ветвистым, прихотливо изогнутым древом.
Держать кисти становилось все тяжелее, плечи и тело сотрясала дрожь. Таня уронила руки, распластав их по дороге. Какое-то время лежала, натужно дыша и ни о чем не думая.
Потом в поле зрения возникло чье-то личико. Сморщенное, одновременно и старческое и детское. С большим, жадно распахнутым ртом. Из-под отвислых коричневых губ иголками торчали тонкие клыки.
Она из последних сил поднялась и села в пыли.
Игалсы и впрямь напоминали людей, вот только верхняя часть головы у них была странно скошена. И руки с ногами вывернуты, как у громадных кузнечиков. Они собирались вокруг, выползая из колосившейся рагены. Игалс было много, сквозь заросли бордово-коричневой травы виднелись спины бронзового отлива, уходившие вдаль лентой.
Одна из тварей подползла на расстояние вытянутой руки, глянула злыми глазами…
– А на меня не действует, – шепотом сообщила ей Таня. – Хоть со злости лопните, а только не действует. И шли бы вы туда, откуда пришли. А еще лучше – подохли бы все вместе.
Игалса, глядя на нее, вытянула передние лапки – маленькие, гадко вывернутые, с двумя выростами на конце, напоминающими толстые щипцы кусачек. Выросты сомкнулись на руке повыше запястья, Таня дернулась, пытаясь освободиться, но опоздала. Она ощутила дикую режущую боль и взвыла, глядя в злобное личико твари.
И к ней вернулась ярость, а мир в ответ снова послушно мигнул синим. Игалса, зажавшая ее руку, из бронзовой вдруг стала серо-стальной, в синих полированных отливах. Упала на бок, издала тонкий визг, заскребла по земле длинными задними лапами. Таня успела поджать ногу, но шипы одной из лап разодрали темно-синюю юбку ниже колена.
Она прижала руку к груди, баюкая ее. Вскинула глаза…
Стальной мор расходился, как круг на воде. Одна за другой твари с человеческими личиками вдруг теряли бронзовый цвет, падали и умирали в конвульсиях. Воздух заполнял звук от падающих и бьющихся тел, визг и скрежет…
Рука упала, голова ударилась об утоптанную землю.
Но всего этого она уже не ощутила. Мир поблек и исчез.
Сознание возвращалось медленно, капля за каплей. Кто-то похлопал ее по щеке, прошептал издалека:
– Девица Тарланьская! Очнитесь!
Она открыла глаза, борясь с тошнотой. Увидела над собой лица молодых магов. Тех самых, что должны были прийти в деревню, если она одолеет игалс.
Одолела, подумала она. Но счастливой себя почему-то не почувствовала.
Из глубин памяти всплыла недавняя беседа с верховным Харгором, и ее угрозы после игалс расправиться с его магами. Смешно. Сейчас Таня рукой не могла пошевелить, а уж чтобы быть кому-то угрозой…
Уголок ее рта насмешливо дернулся, и она слабо хрюкнула. Один из магов, склонившихся над ней, тут же озаботился:
– Девица Тарланьская, вам так плохо? Сейчас я…
– Ты что? – строго сказал другой, выглядывавший из-за его плеча. – Ее же запрещено подкреплять заклятиями.
– А если она умрет? – возразил первый. Прочие пять магов, как по команде, оторвались от лицезрения распростертой на земле Тани и уставились на него. – Умрет прямо тут, у нас на руках? Вы подумайте! Если она может уничтожать игалс, это же… да ей цены нет!
Тане хотелось надеяться, что она пока что не умирает, но тошнота и слабость сводили с ума. А еще больше собственное бессилие.
Перед глазами почему-то всплыла Арлена, а конкретно одно ее наставление: «Обморок есть действенное оружие женщины, но применять его следует только перед лицом друзей». Таню даже заставили тогда два дня репетировать мягкое падение на пол.
Что ж, лица вокруг нее казались вполне дружелюбными. И она уже лежала.
Таня из последних сил выжала из горящих легких тонкий стон, закатила глаза и вытянулась с расслабленным лицом.
– Ну что, убедились? – яростно прошипел ее заступник своим друзьям. – А знаете, что скажут, когда мы притащим к Вратам ее труп и расскажем обо всем? Что виноваты мы, а не верховный Харгор, отдавший приказ не лечить девицу, даже если она пострадает в битве с игалсами!
– А тут разве была битва? – с сомнением протянул один. – Игалсы, конечно, все дохлые, но без порезов. Просто в серый цвет окрасились.
На него шикнули сразу несколько голосов:
– Да ты что, Жирер! Битва наверняка была магическая, какие тебе порезы! Сказано было: девица амулет и живой артефакт Тарланьского дома, созданный проклятым колдовством подлых Тарланей!
Тот, кто подслушивает, вяло подумала Таня, всегда узнает о себе много нового и интересного.
– Ну ладно, подкрепляйте ее, – проворчал сомневающийся.
Она услышала шепот:
– Зинесу…
И ощутила легкое прикосновение к щеке.
Тошнота не прошла полностью, но отступила. Таня прерывисто вздохнула, ощутила руки-ноги, которых до этого вообще не чувствовала. Обе ее ладони были зажаты в руках юных магов, спина уже заледенела – осенний месяц оринь для отдыха на земле не очень подходил.
Она медленно раскрыла глаза, памятуя слова Арлены о том, что падать в обморок следует быстро и неожиданно, а выходить из него долго и мучительно.
– Как вы теперь себя чувствуете, девица Тарланьская? – спросил ее один из юных магов, тот, что ратовал за излечение заклятием.
Таня только вздохнула. Вольно ж Арлене было говорить про медленный выход, сама она небось падала в обморок только в отапливаемых замках. А тут лежи на земле, замерзай.
– Лучше, – просипела она. Надорванное горло отозвалось болью. – Помогите мне… подняться.
Маги с готовностью дернули ее вверх, поставили на ноги, держа под руки. Один даже за талию сзади уцепился – то ли поддерживал, то ли щупал под шумок.
Она поморгала, пережидая темноту в глазах и звон в ушах. Украдкой оглядела руки и кожу на груди в вырезе платья. Синих жил больше не было.
Потом Таня скользнула взглядом по отрезку дороги, уходящей в заросли рагена.
В колеях лежали тела игалс, стального цвета с синеватым отливом. Длинные задние конечности торчали вкривь и вкось, сведенные предсмертными судорогами.
