Следующий день начался с того, что в суд явились четырнадцать заговорщиков.
Тхуту решил проявить великодушие по отношению к младшим командирам, которые оказались вовлеченными в преступные деяния, соблазнившись обещанным им вознаграждением, а также из-за клеветнических речей их начальников. Ударов палками, по его мнению, было бы достаточно для их возвращения на путь истинный.
— Подождите, сначала послушайте их, — посоветовал ему Нефертеп.
Верховный жрец знал свое дело.
— Кто вы такие, чтобы нас судить? — воскликнул один из этих заговорщиков, зеленщик из Саисы. — Мы живем в Нижней Земле, а вы — в Верхней Земле. Никто из вас никогда не ступал по земле Саисы. Ваши сборщики податей приходят забрать часть наших доходов, чтобы вас задобрить. И когда мы пытаемся защитить себя и отвоевать власть на своих землях, вы нас арестовываете и бросаете в тюрьму. Вы нас приговорите к смертной казни без тени сомнения! Да будьте вы съедены Апопом! Вы — захватчики! Нам легче договориться с чужеземцами — ивритами — чем с вами!
Тхуту испугался. Он видел вытаращенные глаза Шабаки. Эти люди оспаривали принцип единства Двух Земель!
Стало быть, смертный приговор этим людям был неизбежен.
Слушание объяснений шести городских голов не принесло утешения. Они были на службе у царя, и должны были бы раскаяться в содеянном. Но их речи об отделении были почти такими же, как у других.
— С точки зрения богов, разве желание управлять своей собственной страной — зло? — заявил один из них, голова Себена.
— Вы приняли золото Апихетепа, — возразил Тхуту. — Это — пассивное участие в заговоре. Вы продались искателю приключений и согласились с тем, что необходимо ниспровергнуть священную корону.
— Ах! — ехидно воскликнул голова. — Апихетеп только и сделал, что определил нам достойную оплату, в чем нам отказал ваш управитель. И он не больший искатель приключений, чем цари, которые прогнали гиксосов! И вы подобны гиксосам: вы незаконно заняли наши земли.
«Неужели придется приговорить шестерых городских голов к смерти? Но если этого не сделать, — размышлял Хоремхеб, — они будут продолжать вести свои мятежные речи, и их идеи заразят другие умы».
По мере того как смертные приговоры следовали один за другим, Первого советника охватило уныние.
Оставался один Апихетеп.
Так был ли ястреб, севший на террасе, хорошим предзнаменованием? Или он бросал вызов?
Тхуту вспомнил совет царя Хети Третьего, труды которого он изучал, когда учился на главного писца: «Придерживайся правосудия, пока будешь жить на этой земле…»
Придерживался ли он законов правосудия? Или защищал царя? Есть ли различие между двумя этими задачами?..
17
ОБВИНЕННЫЕ СУДЬИ
Во второй половине второго дня слушали зачинщика всех этих беспорядков, Апихетепа.
Тюрьма его не сломила. Мужчина в возрасте приблизительно сорока лет, хорошо сложенный, подтянутый, с обнаженным торсом, босой, на теле которого была только набедренная повязка, предстал наконец перед судьями. У него были ровные и плотные бороды, а парик, очевидно, исчез во время неожиданного нападения, так же как и драгоценности, которые были на нем во время ареста. Люди Нахтмина не отказали себе в удовольствии разграбить дом, который они осаждали. Апихетеп поднял голову. У него было скуластое лицо с широким крупным носом и тонкими губами. Он посмотрел вокруг.
— Привет всем в этом зале, всем тем, кто, в сущности, свободен от лжи, кто живет по законам справедливости! — крикнул он несколько театрально.
Это было начало старинной молитвы мертвых.
— Вот пришел к вам без грехов, без правонарушений, без низости…
— Достаточно! — прервал его Тхуту. — Ты еще не умер, и твоя молитва оскорбляет богов!
Апихетеп улыбнулся.
— Стало быть, процесс проходит при закрытых дверях, — ухмыльнулся он. — Опасаетесь, что правда станет известна всем.
Согласно обычаю, в царстве обвиняемый защищался сам, но ему позволено было только отвечать на вопросы. Уже с первых слов каждый мог почувствовать разницу между Апихетепом и предыдущими обвиняемыми. Он изъяснялся легко и ясно, блистал красноречием.
— Наглость не приемлема в речах на суде, — возразил Тхуту. — Лучше скажи нам, что тебя толкнуло на такое преступное предприятие, как взятие Мемфиса и убийство царя.
— Какого царя?
Никто не соизволил ему ответить.
— Вы называете Тутанхамона царем? Вашим затуманенным мозгам не доступно даже понимание того, что собой представляет царь. Это тот человек, который стремится дать своему народу благосостояние и благополучие, защищает его от врагов и заставляет уважать богов. Но этот бедный мальчик не способен даже вытащить стрелу из колчана, и если бы он смог это сделать, то не знал бы, куда сначала стрелять: враги столь же многочисленны внутри страны, как и за ее пределами.
— Избавь нас от своих тирад, скажи, что ты намеревался сделать, случись это несчастье и твои наемные убийцы убили бы нашего суверенного правителя.
— Вступить в брак с царицей. Я завладел бы тогда Мемфисом и был бы провозглашен царем Нижней Земли.
— Кто тебя короновал бы?
— У Нефертепа, без сомнения, хватило бы здравого смысла, чтобы возвести меня на трон. Он умеет различить настоящего правителя, когда видит такового перед собой.
Он остановил взгляд на верховном жреце; последний оставался бесстрастным. То, что говорил Апихетеп, почти соответствовало истине — Нефертеп сам признался в этом Тхуту.
— Но почему ты пытался убить регента руками своих людей — сирийца Сосенбаля и его сына?
— Как я мог не попытаться убить его? Кто из здесь присутствующих не мечтал прервать дни этого старого шакала? Во времена господства флейтиста Сменхкары он меня сначала очаровал речами о необходимости реформ в царстве. Обещал назначить меня Первым советником, как только освободится от этой куклы для сераля и возьмет власть в свои руки. Потом он предполагал заключить брак с сестрой царицы, Второй царской супругой, Макетатон. Ведь так, Шабака? — бросил он нубийцу, которого заметил в зале. — Ты присутствовал при этих переговорах. Ты же все помнишь, разумеется?
Шабака окаменел. Его гортань сжимали спазмы в то время, как он старался проглотить слюну. Никто не осмелился спросить у него подтверждения заявлений обвиняемого.
Писцы канцелярии суда качали головами.
На лбу Маху крупными каплями выступил пот, и Начальник охраны осторожно стирал его куском полотна.
— Мне не все известно, — продолжил Апихетеп, — но его план не сработал. Он поставил на трон Тутанхамона. И полностью забыл свои обещания. И о реформе в том числе.
Судьи пристально смотрели на Апихетепа, как будто надеялись единственно силой своих взглядов заставить его замолчать. Правда может быть невыносимой для тех, кто ее знает. Казалось, защищенный невидимыми доспехами, обвиняемый не боялся стрел, которые летели со всех сторон.
