— Ты — мое истечение.
Итшан это услышал. Рехмера также.
И, очевидно, Анкесенамон. С бьющимся сердцем она подняла глаза от свитка.
— Ты — испарение моего тела. Несомненно, ты будешь прославлен в соответствии с твоим рангом.
Со времени коронации прошло более двух лет. Тутанхамону исполнилось двенадцать лет, Анкесенамон четырнадцать, Пасару было около пятнадцати. Царская чета уже не была настолько изолирована, как в течение первого года их так называемого правления. Действительно, со времени установления стелы Реставрации Тутанхамон часто посещал разные места царства, чтобы торжественно открыть работы по благоустройству и расширению того или иного храма, по установке статуй Амона, Пта, Осириса, Маат, Мут и других богов. После десятилетий покоя Две Земли ощутили несколько подземных толчков — судороги Апопа, как называло их духовенство. Несколько строений были повреждены, другие обрушились; архитекторы, бездельничавшие уже многие годы, возобновили работу, тысячи рабочих и рабов трудились по всей Долине. Были повреждены статуи, и скульпторы также приняли участие в их восстановлении. Назначались новые жрецы, снова перераспределялись земли.
Получив согласие Хоремхеба, Тхуту тайно велел отчеканить несколько барельефов во славу Атона для Фив и Мемфиса. Храмы Атона были снова освящены, хотя во время поездок управители, которые сопровождали царя, искусно проводили юного монарха мимо этих отступнических мест.
На самом деле официальное отречение от культа Атона еще не было провозглашено.
Тутанхамон выполнял свои обязанности по мере сил. Он воспринял речь у стелы Реставрации буквально. Ни один бог не был оставлен им без внимания. Отныне его время было разделено между группами архитекторов и скульпторов.
От такого заявления Пасар застыл.
Анкесенамон ему сообщила, что после трех или четырех столь же жалких попыток, как и первая, царь отказался от своих супружеских прав. Он слишком хорошо осознал свою непригодность выполнять такого рода обязанности, и если у него возникала в этом потребность, несколько возмущенных вздохов его супруги подтверждали ему эту непригодность.
Он не был способен к продолжению рода, не говоря уже об удовольствии.
Выход из затруднительной ситуации был предложен самой Анкесенамон. Итшан и Тхуту сумели скрасить пребывание царя в Долине с помощью нескольких наиболее опытных и соблазнительных проституток. Их приводил в его комнату Хранитель гардероба. Иногда их быстро спроваживали без всяких церемоний, но бывали дни, когда они выбивались из сил, угождая животным инстинктам его величества.
— Целый час ради одного чиха! — осмелилась заявить одна из этих несчастных Хранителю гардероба, который передал это Тхуту, а тот в более деликатных выражениях сообщил об этом царице.
Царь возложил те свои обязанности, которые касались тела царицы, на Пасара. Получалось, что последний занимался любовью по доверенности, стараясь всячески угождать царице.
И вот произошла официальная передача полномочий. Так как Пасар занимался любовью с царицей, он был его истечением.
— Я начну с того, что прославлю твоего отца, — сказал он, двигая шашку на доске.
Пасар не растерялся.
— Это огромная честь, государь.
— Твой отец Гуя прежде работал во дворце, как мне сказали.
Анкесенамон не могла больше прочесть ни одного слова. Тутанхамон предварительно навел справки об отце Пасара.
— Он был писцом наместника страны Куш, Мериме, назначенным твоим августейшим отцом Аменхотепом Третьим, — сказал Пасар.
— Он был посланцем государя во всех землях, — уточнил царь. — И его отец был начальником таможен моего отца.
Анкесенамон была изумлена. Скоро пять лет, как они знали друг друга, но Пасар никогда не рассказывал ей ни о своем отце, ни о своей семье. Случайно она узнала имя его отца. Скромность или скрытность заставила Пасара не афишировать отношения со своей любимой и свою преданность ей с того памятного дня, когда ему была вверена обязанность носителя камня в качестве предостережения.
[15]
Опасался ли он прослыть лицом заинтересованным? Никогда он не просил другой милости, нежели принадлежать той, кем была тогда эта девочка, Анкесенпаатон.
Между тем разоблачения, которые она только что услышала, открывали ей возможную причину преданности Пасара: если его отец был высокопоставленным чиновником Аменхотепа Третьего, следовательно, преданность царской династии была наследственной в его семье.
— Тхуту мне рассказывал, — продолжил Тутанхамон, — что Гуя занимал место между носителями опахала, справа от моего отца. И он был Храбрецом его величества в коннице моего брата Эхнатона.
Сконфуженный Пасар бросил украдкой взгляд на Анкесенамон; у нее были широко открыты глаза: оказывается, ее любовник принадлежал к богатой семье царства. Он с трудом сосредоточился на игре.
— Я решил, — заявил Тутанхамон, «съев» шашку противника, — что твой отец будет моим посланником в стране Куш. Мы так постановили с моим Первым советником.
Нет, уже больше не походило на то, что в комнату упал метеорит, пожалуй, с небес свалилась луна.
— Ты будешь Начальником моих конюшен. Ты больше не играешь?
— Государь… — бормотал Пасар. — Столько почестей…
— Ты человек благородных кровей. И ты — мое истечение.
— Позволь, государь, поцеловать твою руку.
Тутанхамон протянул свою тонкую нежную руку над игровой доской, и Пасар ее поцеловал.
— А что по этому поводу говорит регент? — спросила Анкесенамон, поднявшись.
— Он с этим полностью согласен.
Анкесенамон подумала о том, что Ай и Гуя на самом деле должны были знать друг друга уже давно. Она задумалась над тем, не является ли это назначение продуманным ходом регента, или Первого советника, или их обоих. Но ей трудно было это представить. Возможно, они хотели удалить от нее Пасара?
— И Пасар уедет в Куш? — спросила она.
— Нет, так как он — Начальник моих конюшен.
Она мимоходом отметила, как символично, что ему досталась именно должность Начальника конюшен, и была настолько озадачена, что не могла соединить эти две идеи вместе.
— Все это вызвало у меня сильную жажду, — сказала она.
И велела слуге принести им пива.
— Если ты больше не играешь, — заявил Тутанхамон, — значит я выиграл.
— Простите, государь, — сказал Пасар, возвращаясь к игровой доске.
Анкесенамон вспомнила об их с Пасаром шалостях в окрестностях северной части дворца. Казалось, что это происходило давным-давно. Теперь, когда этим отношениям придали официальный характер, их у нее словно украли.
