Исповедь, похоже, оказалась непростым делом, и Жанне пришлось довольно долго ждать. Коренастый карлик в шерстяной рясе прошествовал мимо нее по направлению к колокольне; через несколько минут одиннадцать ударов сотрясли стены — следовательно, карлик был звонарем. Вдали, словно бы в ответ, прозвучали удары соборного колокола.
Наконец священник вышел в сопровождении Лейлы. Он бросил на Жанну быстрый взгляд, показывающий, что ему стала ясна причина такой спешки. Взяв из ряда стоявших на столе одинаковых бутылей одну, он повел Лейлу к купели:
— Склоните голову.
Мавританка повиновалась. Он открыл бутыль и стал медленно поливать водой ее волосы:
— In nomine patris et filii et spiritus sancti, te absolvimus aliquo peccato et accipimus te hic et nunc in nostra Santa Ecclesia Catholica sicut filia Soli Dei Creatoris et te nominamus Odile…
[10]
Она дрожала под струйкой ледяной воды, стекавшей ей на затылок и шею. Странный способ вхождения в христианское сообщество.
Священник тронул ее за плечо.
— Вы можете подняться, Одиль, — сказала Жанна.
Карлик громовым голосом объявил, что отправляется обедать.
Мавританка вскинула мокрую голову и посмотрела на участников сцены: священника, карлика, Жанну. В глазах ее читался вопрос: это все?
— Ну вот, обряд совершен, — промолвил отец Штенгель, поставив бутыль на стол. — Теперь нужно вписать в книгу это крещение, свидетелями которого вы были.
Сняв с этажерки тяжелый толстый фолиант в переплете из бурой кожи с железными уголками, он положил его на стол, затем принес чернильницу и перо. Закладка помогла ему открыть книгу на нужной странице. Он сильно встряхнул чернильницу, наклонился, открыл ее и обмакнул перо. Записав беглым почерком несколько строк, он повернулся к Лейле:
— Как вас зовут, дочь моя?
— Лейла, — ответила она, вытирая затылок своим чепчиком.
Запах убийственно крепкого мясного бульона заполнил все углы. Лейла чихнула.
— Фамилия? Как звали отца?
— Мансур Имад ад-Дин.
Отец Штенгель был озадачен: как пишется это незнакомое имя?
— Подождите, — сказала Жанна. — Лейла, ты знаешь, что означает это имя?
Та с улыбкой кивнула:
— Милосердный Оплот Веры.
— Пишите, отец мой: Клеман Пилье.
[11]
Священник явно удивился.
— Для публичного оглашения, — пояснила Жанна.
Он понял и вновь склонился над веленевой бумагой, повторяя вслух написанное:
— …Одиль, дочь Клемана Пилье… Свидетель — Жанна, баронесса де л'Эстуаль. Соблаговолите расписаться вот здесь, мадам.
Одиль с любопытством следила за этой сценой. Жанна поставила свою подпись.
— Ей тоже нужно расписаться?
— Если она умеет писать…
Новоявленная Одиль склонилась над книгой, взяла перо и под недоверчивым взором отца Штенгеля вывела свое имя: Одиль Пилье.
— Кто научил ее? — спросил священник.
— Я, — ответила Жанна.
Он покачал головой. Они вернулись в ризницу, где на столе остывал обед священника. Жанна развязала кошель, вытащила из него пять турских ливров и положила их рядом с тарелкой. Он поднял брови: крещение стоило десять солей, с богослужением — двадцать пять.
Отец Штенгель кивнул и спросил с задумчивым видом:
— Значит, это будущая баронесса де Бовуа?
Жанна улыбнулась.
— Разве не носила я это имя? — ответила она вопросом на вопрос.
В глазах священника зажегся лукавый огонек.
— Дочь моя, разрешаю вам прерывать мой обед хоть каждый день, — сказал он Жанне с торжественным видом и проводил обеих женщин к выходу из церкви.
Нырнув в снежную поземку, они все еще продолжали смеяться.
9
Путешествия
Франсуа венчался через полгода после своего сына, в декабрьские холода. Поскольку это был повторный брак, отпраздновали его скромно: на церемонии в церкви Сен-Пьер-ле-Вьё присутствовали только Жак Адальберт, его жена, Деодат, главный мастер печатни с двумя подмастерьями и, разумеется, Жанна с Жозефом, а также Фредерика. Франсуа курьерской почтой сообщил новость Францу Эккарту, которого не пригласил на свадьбу, сославшись на лютый мороз, свирепствовавший по обоим берегам Рейна.
В последующие недели Жанна убедилась, что Симонетта, невзирая на поспешное решение Жака Адальберта жениться, в момент свадьбы беременна не была: судя по расчетам, она понесла лишь в начале октября.
Посему обеим новобрачным предстояло разрешиться от бремени почти одновременно.
Жанна не знала покоя. Она сновала от Симонетты к Одиль и от Одиль к Симонетте, желая удостовериться, что спальни хорошо протоплены, щели заткнуты и пища подается здоровая. Из рациона были исключены пряности и лесная дичь: предпочтение отдавалось легким рыбным бульонам, белому мясу и молочным продуктам. Чтобы очистить воздух, Жанна велела постоянно жечь ароматические травы. И, вспомнив о подозрениях Карла VII относительно истинных причин болезни, унесшей в могилу хозяйку Боте, приказала промывать все овощи и фрукты уксусной водой. Были заготовлены груды прокипяченного белья.
— Хозяйка, можно подумать, будто вы сами собираетесь рожать! — заметила Фредерика.
В каком-то смысле это было верно. Жанна сгорала от нетерпения увидеть новые ростки.
Двадцатого июня 1495 года, после ужина, Одиль ощутила первые схватки. Франсуа послал за матерью, которая примчалась в сопровождении слуги, освещавшего дорогу факелом. Она приказала Фредерике поднять с постели повитуху, взяв с собой все того же слугу.
В третьем часу ночи повитуха перерезала пуповину и завязала узелок. Потом показала ребенка растерянному Франсуа: это была девочка.
— Небо возвращает то, что отняло, — сказала Фредерика.
Взмокшая Жанна посмотрела на сына: впервые за долгое время он улыбался. Поцеловав в лоб измученную первыми родами Одиль, он подождал, пока мать и ребенка вымоют, а затем уселся у изголовья жены. Домой Жанна и Фредерика вернулись перед рассветом.
Едва она оправилась от пережитых волнений, как через шесть дней наступила очередь Симонетты, вскрикнувшей от боли в восьмом часу утра.
Переполох был такой же, но на сей обошлось без факелов.
