В болтовне — да, сказала себе Жанна.
— Я подумаю, — произнесла она вслух.
Итак, старая болтунья все пронюхала. Должно быть, работала на полицейских осведомителей. И на других людей тоже.
— Спросите у булочника, где дом Красотки Мари. Меня тут все знают. Я готова взяться за дело прямо сейчас.
— Спасибо, Мари, — сказала Жанна.
Она проводила ее до садовой калитки. Та в последний раз огляделась и наконец, ушла.
— Не нравится мне эта женщина, хозяйка, — сказала Фредерика. — Она колдунья. И сплетница.
Жанна кивнула.
Она рассказала Францу Эккарту об этом разговоре, и за ужином они вдвоем насели на Жоашена, умоляя его соблюдать осторожность. Больше чем когда-либо нужно было затаиться: не совершать никаких поступков, которые могли привлечь к нему внимание и возродить слухи о его колдовской силе.
После отъезда, а затем и смерти короля Рене Анжер лишился источника самых интригующих и лакомых сплетен. Жанна некогда была принята при дворе этого короля и пользовалась всеобщим уважением, поэтому ее возвращение в город не могло не вызвать интереса.
Естественно, первыми продемонстрировали это священнослужители. Дом л'Эстуалей поочередно посетили отец Лебайи, состоявший при соборе Сен-Морис, и аббат Кусе, настоятель обители Сент-Обен. Оба рассчитывали на пожертвования баронессы де л'Эстуаль, которая, разумеется, не преминет поддержать их добрые дела. Эти люди были хорошо осведомлены: они знали, что Жозеф де л'Эстуаль — банкир, а Франсуа — владелец печатни «Труа-Кле» в Страсбурге. Баронесса обладала значительным состоянием, но не стремилась проникнуть в среду знати, стало быть, долгов не нажила. Сверх того, они в мельчайших подробностях выяснили все родственные связи нынешних обитателей дома. Но только аббат Кусе упомянул Жоашена в разговоре с Жанной.
— Бедный человек, которого я приняла из сострадания и для помощи по дому. Он уже и крышу починил.
Последнее было истинной правдой. Поверил аббат или нет, но удалился он с кошелем, вполне оправдавшим его ожидания.
Однако дом продолжал интересовать многих. Некоторые из них — всегда одни и те же — бродили по улице и пытались заглянуть через изгородь в сад, где чаще всего проводили время Жанна, Франц Эккарт и Жозеф.
Это начинало утомлять, и Жанна обнаружила, что Анжер вовсе не та мирная гавань, которую она надеялась обрести, покидая Страсбург. Причину такого назойливого внимания она угадывала даже слишком хорошо: Жоашен. Сбывались и ее опасения: история с венграми, похоже, не завершилась — презрение Франца Эккарта к предложенной ему короне не убедило венгров и еще кое-кого отказаться от своих планов.
— Замыслы Максимилиана Габсбургского в связи с Венгрией тревожат французского короля, — объяснил Франц Эккарт за ужином. — Людовик Двенадцатый хотел бы посадить на венгерский трон человека, который стал бы его союзником, поскольку именно ему был бы обязан престолом.
— Значит, речь идет о тебе, — сказала Жанна.
Он кивнул. Жоашен следил за ними проницательным взором.
— А ты по-прежнему не хочешь стать королем.
— Конечно, нет. Я хотел бы умереть своей смертью.
— Чума на всех королей! — вскричала Жанна. — Неужели нас до конца дней будут преследовать эти венгерские интриги!
Жозеф, который ничего не понимал, испугался гневной вспышки Жанны — она улыбнулась ему, чтобы успокоить. Можно было не сомневаться, что осведомители скоро пронюхают, что он сын Франца Эккарта и, следовательно, возможный наследник трона. Жоашен, казалось, угадал ее мысли: он смотрел то на ребенка, то на Жанну.
Все начиналось заново, как в те дни, когда Дени замышлял похитить и убить Франсуа.
— Если хорошенько подумать, — сказал Франц Эккарт, — единственным более или менее прочным звеном в этом деле является свидетельство мегеры, которая на днях заходила к тебе. Ведь именно она уверяет, будто видела Жоашена на опушке леса.
Глаза Жоашена вспыхнули. Никто не стал продолжать эту тему при Жозефе.
Свидетельство Красотки Мари и в самом деле было единственным прочным основанием для интриги венгров.
— Все-таки это безумие, — заметила Жанна. — Вопрос о престолонаследии решается исходя из свидетельства ведьмы!
Франц Эккарт пожал плечами.
— Если она исчезнет, это нам ничего не даст, — продолжала размышлять Жанна. — Надо бы сделать так, чтобы слова ее были поставлены под сомнение. Чтобы ее признали безумной.
Жоашен, казалось, полностью углубился в свои мысли.
Через три дня в дом л'Эстуалей явился дворянин, занимавший высокий пост при губернаторе. Это был человек лет пятидесяти, с любезными и изящными манерами. Звали его Марсьяль Сек де Бодри. Жанна приняла его с не менее изысканной вежливостью.
Она быстро убедилась, что визит шевалье де Бодри продиктован не только законами учтивости: он явился с просьбой повлиять на Франца Эккарта де Бовуа, дабы тот переменил свое отношение к венгерской короне.
Она поняла, что Людовик XII все еще не отказался от мысли посадить на венгерский трон своего человека. Значит, дело и впрямь не закончилось с отъездом из Страсбурга графов Эстерхази и Зилаи. Кто-то из французских придворных упорно поддерживал их план и отправил к ней де Бодри.
— Двое венгров, приехавших в Страсбург, уже рассказывали мне эту басню, — пренебрежительно произнесла Жанна. — Я полагала, что свидетельства моего сына Франсуа де Бовуа достаточно, чтобы полностью опровергнуть ее.
Сек де Бодри, покачал головой:
— Никоим образом, мадам. Слова оскорбленного мужа в защиту своего достоинства не могут поколебать официальных свидетельских показаний, сделанных вполне определенным лицом.
Официальных свидетельских показаний! Стало быть, Красотка Мари была призвана во дворец правосудия Анжера!
— Свидетельских показаний? — высокомерно сказала она. — Значит, эта выдумка так важна?
— Его величество король Людовик проявляет большой интерес к этому делу. Венгерский трон для него не безделица. Кстати, показания будут в ближайшие дни даны повторно в присутствии Жоашена Хуньяди, которому вы предоставили кров в вашем доме.
Она заставила себя рассмеяться. Сек де Бодри, был явно удивлен.
— Речь идет об этой сумасшедшей посудомойке, не так ли? — воскликнула Жанна. — На днях она заходила ко мне. Совершенно очевидно, что она на старости лет повредилась в уме! Не говорите мне, что король и его советники в государственных расчетах исходят из россказней и видений помешанной старухи!
— Когда я видел ее в последний раз, она показалась мне вполне разумной, — с досадой возразил, Сек до Бодри. — Кроме того, дворяне из свиты покойного венгерского короля Матьяша провели собственное расследование… Доказано, что Жоашен действительно незаконнорожденный сын Яноша Хуньяди.
