Леди Кру очень жеманилась. Опустила пониже декольте своего платья, чтобы как можно больше обнажить грудь. Себастьян наблюдал за этими ухищрениями совершенно безучастно, делая беглый набросок усевшейся в кресле модели. А та не спускала с него глаз, словно кошка, поджидающая мышь.
Потом леди потребовала, чтобы закрыли дверь салона: дескать, ей мешает сквозняк. Граф напомнил ей условие уговора.
— Тогда откроем окна, — сказала дама.
— При условии, что двери тоже останутся открыты, чтобы поддерживать движение воздуха, — возразил художник.
Леди Кру с досадой объявила, что на сегодня позировала достаточно. Позвонив в колокольчик, она потребовала, чтобы ей принесли рюмку портвейна, но даже не удосужилась предложить вина живописцу. Однако в любом случае подмалевок был готов, и явившийся тем временем сэр Роберт пришел в восторг. Леди Кру надула губки.
— Я нахожу, что похожа тут на монашку, — поморщилась модель.
— Дай-то бог, чтобы и другие монашки были столь же обольстительны, — возразил ее супруг. — Мы бы все ушли в монастырь.
Второй сеанс, три дня спустя, когда высох подмалевок, художник посвятил приданию цвета изображенной натуре. По правде сказать, леди была немного краснолица, но Себастьян наделил ее бледностью оттенка слоновой кости, чтобы подчеркнуть румянец щек и губ. Оттенил золотистыми отблесками темные волосы; наметил бирюзовую тафту платья и белое кружево на груди, потом выписал руку, придерживающую складки платья; эта последняя деталь придавала портрету удивительную жизненность: казалось, модель вот-вот скрестит ноги или встанет.
Леди Кру опять позвонила в колокольчик, на сей раз, чтобы ей подали чаю. С художником она не заговорила ни разу. Слуга оказался любезнее хозяйки: на подносе стояли две чашки. Тут явился и сэр Роберт; Себастьян понял, что ему было велено держаться подальше, пока не зазвенит колокольчик.
Комплименты старика вдвое превзошли предыдущие. Себастьян пил чай, посмеиваясь в душе и при этом испытывая чувство безнадежности. Но был полон решимости избежать любой сцены.
На третьем сеансе Себастьян понял, в чем дело.
По прошествии получаса леди Кру вскричала:
— Не понимаю, как вы можете писать портрет с модели, которая вас не волнует!
— Что позволяет вам думать, мадам, что модель меня не волнует?
— Вы холодны, как собачий нос. Я не слышала от вас ни единого комплимента.
— За меня, мадам, говорит моя работа, — сказал Себастьян, уточняя рисунок носа этой титулованной потаскухи и чуть-чуть затеняя ей глазные орбиты, чтобы придать некоторую таинственность той, в ком ее решительно не было.
— Боже, сударь, мне жаль женщин, которыми вы увлечены, если такое вообще возможно.
Себастьяну вдруг захотелось подойти к этой леди, по-гусарски задрать ей юбки и угостить таким комплиментом, который она смогла бы оценить. Но портрет был еще не закончен. В прошлом Себастьян уже дважды уступал подобным искушениям, а если предположить, что поддастся и на этот раз, то рискует обременить себя тайной связью, которая, если не повезет, может затянуться на все время его пребывания в Лондоне. Однако у него не было ни малейшего желания слушать в постели визгливое кудахтанье леди Кру.
— Мадам, — ответил он любезно, — я приглашен сюда как живописец, а не жеребец.
Она пробуравила его взглядом, схватила колокольчик и в бешенстве зазвонила.
Тут опять явился сэр Роберт в сопровождении лакея, остановился перед мольбертом и пришел в экстаз.
— Какой цвет лица, какой взгляд… А эта тафта! Но какой блеск! Какие краски! Ах, сударь, вашей кистью наверняка водил сам ангел красоты!
— Рад, что портрет вам нравится. Я думал назвать его «Весна в салоне», — ответил Себастьян, бросив взгляд на недовольную леди Кру.
— Чудесная мысль! Когда этот великолепный портрет будет закончен, я дам ужин, чтобы представить его своим друзьям.
Красотка скривилась с досады. На следующем сеансе она беспрестанно ерзала, и Себастьян решил закончить портрет немедленно, чтобы избавиться от дальнейших выходок леди Кру.
За ужином, состоявшимся неделю спустя, Себастьян обнаружил присутствие некоего высокорослого мужчины, который неприязненно его рассматривал. Он догадался, что это воздыхатель леди Кру, и больше не обращал на него внимания.
Поскольку в последние недели только и говорили, что о попытке Молодого Претендента Карла-Эдуарда Стюарта отвоевать английский престол с помощью шотландцев, беседа за столом тоже вертелась почти исключительно вокруг этой темы. Два дня назад, 7 декабря, армия герцога Камберленда вынудила слабые войска принца-якобита, поредевшие от усталости, голода и дезертирства, повернуть на север.
[32]
Было общеизвестно, что французы поддерживают Стюартов, впрочем, Карл-Эдуард еще в прошлом году пытался добраться до Шотландии на борту вышедшего из Нанта французского корабля «Ла Дутель» в сопровождении военного фрегата «Элизабет», но им обоим преградил путь английский «Лев», и они были вынуждены вернуться во Францию.
Себастьян выдавал себя за француза, так что его популярность несколько поблекла, и светскими успехами он был обязан исключительно своим талантам рассказчика, музыканта и художника.
Как раз о поддержке французами Молодого Претендента и спросил Себастьяна за столом воздыхатель леди Кру, которого звали Патриган:
— Как вы полагаете, сударь, удастся ли Франции заменить Ганноверов Стюартами?
— Не берусь судить, таковы ли действительно намерения короля Франции, потому что не принадлежу к его близкому окружению.
— Но очевидно же, что французы ведут себя как враги английской короны, — настаивал Патриган.
— Боюсь, сударь, — ответил Себастьян, — что ваши выводы несколько поспешны. Французы не получали приказа проявлять враждебность к англичанам, как вы сами можете судить по моему присутствию здесь.
Разговоры прервались, и все ловили каждый звук этого словесного поединка, ожидая, что он получит и другое продолжение.
— Но что вы делаете здесь, сударь? — спросил Патриган еще более надменно.
— То же самое, что и вы: воздаю честь гостеприимству сэра Роберта, которого мы рискуем смутить своей перепалкой.
— Правда, — вмешался наконец хозяин дома. — Я счастлив видеть вас обоих за моим столом, но мне кажется, вы забыли, Патриган, саму причину нашей сегодняшней встречи — окончание великолепного портрета, который граф де Сен-Жермен написал с моей супруги.
