«И тем мы подкопами учинили себе помощ, избаву великую. Выходили ношною порою на их пехоты янычана, и побили мы множество. Теми своими выласками нощными на их пехоту турецкую положили мы на них великий страх, и урон болшой учинили мы в людех их». Подобную тактику казаки однажды успешно применили, когда в войсках Лжедимитрия I сидели в осаде в Кромах.
В Повести князя И. М. Катырева-Ростовского об этом говорится так: «Царевы же воеводы и начальницы поидоша со всем воинством под городок Кромы и тамо его облегоша, понеже седоша казацы в нем Растригины и много пакости творяше царевым люд ем. Царевы же воеводы стояше под городком три месяца и брани бесчислены творяше, и ис пушек из великих и из огненных непрестанно стреляху, и городок той запалиша, людие же городка того никако о сем ужасашася, но и паче укрепляхуся и людей царевых бесчисленно побиваху»
[35]
. Перед нами буквально копия азовского сидения, только отсиживаются казаки не от турок, а от войск Годунова.
Это была традиционная русская тактика, отработанная в многочисленных сидениях. Челеби связывает эти нападения с прибытием казакам помощи — «День ото дня воинственность (казаков) росла, они стали совершать налеты на наши окопы и предпринимать ночные нападения, а потом укрываться под землей». Подобная тактика не требовала больших запасов или особого оружия. Челеби пишет, что «они без всякого страха ходили по подземным ходам, проделывали отверстия в частоколах, в завалах и убивали выдвинувшихся вперед членов общины Мухаммеда».
Теперь, как видим, турки стали отгораживаться в своем лагере частоколами и завалами, а неосторожно высунувшихся казаки убивали из засад.
«И после того паши турецкия, глядя на наши те подкопные мудрые осадные промыслы, повели уже к нам напротиву из своего табору сем подкопов своих, — пишется в „поэтической повести“. — И хотели оне к нам теми подкопами прийти в ямы наши, да нас подавят своими людми велими. И мы милостью Божиею устерегли все те подкопы их, порохом всех их взорвали, и их де мы в них подвалили многие тысящи. И с тех то мест подкопная их мудрость вся миновалась. Постыли уже им те подкопные промыслы».
Получается, что семь из семнадцати подкопов — турецкие контрмины, которые они вели из своего лагеря против казачьих подкопов.
Видимо, турки пытались провести подкоп под земляные валы Азова и вели десять подкопов, но потерпели поражение в подземной войне, после чего казаки сами перешли в контрнаступление и осложнили жизнь всему турецкому лагерю.
Минная война ведется небольшим количеством людей. Но набеги казаков из их «нор» беспокоили весь турецкий лагерь. Челеби писал: «Пока дела шли таким образом, воины ислама бездействовали. И тогда в армии стали возникать разные толки и пересуды… В окопах постепенно зрело недовольство. На мусульманских газиев напал страх, и они говорили: „Разве можно вести войну таким позорным способом?“. Возникли многочисленные слухи, будто московский король идет с двухсоттысячным войском. Люди лишились рассудка. В действительности эти сплетни распространял враг. Однако в то время они наводили страх на войско».
Многим ошалевшим от страха туркам, татарам и но гаям во время вылазок даже были видения. Видели они «мужа храбра и млада в одеже ратной, с одним мечом голым по бою ходяше, множество бусурман побиваше». И раны были страшные — «пластаны люди турецкие, а сечены наполы». То ли во время редких переговоров, то ли еще каким путем, но турки якобы спрашивали казаков: «Хто от вас выходит из града на бой с мечем?». Казаки ничего такого не видели, но на всякий случай отвечали: «То выходят воеводы наши».
Глава 7. Последний штурм. Конец осады
Турецкое командование опасалось, что войска вскоре могут оказать открытое неповиновение: «(Надо помнить, что) янычары в один прекрасный день взбунтуются и уйдут из окопов, говоря: „Нет такого закона, чтобы мы оставались (в окопах) более сорока дней!“».
Прекрасно зная обычаи янычарской службы, главнокомандующий именно к этому времени — 40 дней начала осады — обратился к султану.
9 августа в Константинополе было получено письмо — Хусейн-паша описывал ход осады и просил подкреплений.
15 августа к туркам подошло это подкрепление — 16 каторг с людьми и припасами.
Астраханский конный стрелец Иванов (крещеный татарин или ногаец), посланный лазутчиком в турецко-татарское войско, сообщал впоследствии о прибытии «прибылых людей с зелейною казною». Эти «прибылые» со своим «нарядом» «стреляли по Азову семнадцать ден днем и ночью, и достальные три башни збили по зубцы, а городовую стену выбили до подошвы, а в редких местах оставалось стены збито по зубцы».
Донцы в «поэтической повести» говорят, что на второй «горе» турки поставили весь свой пушечный «наряд», подтянули туда пехоту и даже спешили ногайскую орду. «И почели с той горы из наряду бить оне по Азову городу день и нощь беспрестанно. От пушек их страшный гром стал, огнь и дым топился от них до неба. Шеснадцать дней и шеснадцать нощей не премолк наряд их ни на единый час пушечной. В те дни и нощи от стрельбы их пушечной все наши азовские крепости распалися — стены и башни все и церковь Предтечева и полаты збили все до единые по подошву самую.
А и наряд наш пушечной переломали весь. Одна лишь у нас во всем Азове городе церков Николина в полы осталась, потому и осталася, што она стояла внизу добре, к морю под гору. А мы от них сидели по ямам. Всем выглянут нам из ям не дали».
Таким образом, до первых чисел сентября турки, тратя подвезенную «зелейную казну», добивали азовские строения, и все их войско любовалось этим зрелищем.
Однако нужного результата эта повторная бомбардировка не достигла. Казаки отсиделись по ямам, хотя и лишились последней артиллерии.
Осада такими силами и при таком климате не могла быть продолжительной. Терский служилый татарин Теребердеев, посланный в Малый Ногай для проведывания вестей, 11 сентября сообщил, вернувшись в Терский городок, что под Азовом на «турских и крымских людей… пришли болезнь великая и голод»
[36]
.
Да и казакам в Азове было не легче. Они крепились, как могли. «А в сидение свое осадное имели мы, грешные, пост в те поры и моление великое и чистоту телесную и душевную», — говорится в «Поэтическом сказании». Но от жары, голода и вынужденной бессонницы бывали им видения. «Многие от нас люди искусные в осаде то видели во сне, и вне сна, ово жену прекрасну и светлолепну, на воздусе стояще посреди града Азова, ини — мужа древна власы, в светлых ризах». Прекрасная и светло лепная женщина бесспорно была признана казаками за Богородицу и многим из них говорила «умильным гласом»: «Мужайтеся, казаки, а не ужасайтеся!», пеняла «агарянам» за их работорговлю и обещала исстрадавшимся донцам: «А души ваши примет Бог, имате царствовати со Христом во веки».
Атаманы были покрепче, но и им виделось, как из очей Иоанна Предтечи на иконе текли слезы всякий раз, как турки шли на приступ. И во время первого приступа слез набралась полная лампада.
