Наступала осень. По закону в конце октября войска османской империи должны были возвращаться на зимние квартиры. Чтобы взять Азов оставалось последнее средство — штурм.
Челеби пишет, что турецкие военачальники собрали совет. Указывая на приближение «безжалостной, как сабля, зимы», они поставили вопросы, где найти укрытие для войск, где зимовать, заявили, что зимой невозможно получить подкрепления. Каждый подавал «тысячу советов».
Вот какое было принято решение: «В заключение Коджа Кенан-паша и кетхуда морского арсенала Пияле-ага распорядились: „Верное решение таким будет. Пусть глашатаи объявят о нем сегодня же, и пусть они предупредят: „Утром — общий приступ. Пусть приходит всякий, кто хочет (получить) тимар, зеамет и звание сипаехия. Пусть от (всех) семи отрядов войска будут записаны семь тысяч самых достойных и самоотверженных мужей“. (Вы же) расставляйте для боя моджахидов из мусульманских газиев! Посмотрим, что покажет нам волшебное зеркало судьбы“. На этом они закончили совет и прочитали Фатиху».
То есть, обещая повышение по службе, земельные наделы и причисление к привилегированному сословию, командование распорядилось набрать 7 тысяч лучших воинов, по тысяче от каждого отряда. Они должны были составить штурмовой отряд. Как видим, желающих идти на штурм становилось все меньше и меньше. Если на первый штурм двинулось все пешее войско, то на второй бросались попеременно по десять тысяч человек. Теперь же в штурмовой отряд набрали семь тысяч.
Странным кажется механизм принятия решения. Почему «распорядились» командующий силистрийскими войсками Кенан-паша и кетхуда морского арсенала Пияле-ага? Почему умалчивается о главнокомандующем?
«(И тогда) настали среди газиев ликование и радость, — пишет Челеби.
— Согласно войсковому реестру, из падишахского арсенала мусульманам было роздано семь тысяч сабель, две тысячи щитов, две тысячи ружей, сорок тысяч стрел, пять тысяч луков, шесть тысяч пик, пять тысяч ручных бомб-бутылок, а также припасы к самому различному оружию».
Отличительная черта профессионала — умение драться любым оружием, любыми подручными средствами. Профессионал бережет свое оружие. Оно дорого стоит. А он надеется вернуться из сражения и дальше зарабатывать себе на хлеб сохраненным оружием. Поэтому он охотнее и не менее успешно будет драться любым оружием из падишахского арсенала. К слову сказать, у казаков тоже не было своего оружейного производства, все их оружие было «чужое» — купленное или трофейное. И вряд ли оно служило так долго, что передавалось по наследству.
Итак, под занавес осады турки отобрали лучших, которые должны были в рукопашном бою (семь тысяч сабель, шесть тысяч пик и всего две тысячи ружей) взять развалины города.
«Затем, в час добрый, с семи сторон ударили пушки и ружья, и из стана (мусульманского) войска раздался клич: „Аллах!“. От ружейного огня и клубящейся черной пыли воздух стал темнеть. Но сильный ветер все разогнал, и стало видно, где друзья и где враги.
Войска мусульман острыми мечами вонзились в крепость. Круша кяфиров направо и налево, они погнали их в цитадель. И вот в течение восьми часов шла такая же отчаянная битва, как битва при Мохаче».
В битве при Мохаче в 1526 году турецкие войска Сулеймана Второго разбили венгерско-чешские войска, после чего захватили часть Венгрии. Событие это было широко известно в Турции.
Далее Челеби приводит некоторые детали штурма.
«Бывалые воины, увидев такое положение кяфиров, пробрались к кабаньим капканам, установленным в подземных проходах, и устроили засаду. Однако проклятые (кяфиры) взорвали подземные заряды, применив дьявольскую хитрость, чтобы как ласточку швырнуть в воздух войско ислама». То есть турки, ворвавшись в город, обнаружили вход в подземный лабиринт, который казаки прокопали и из которого постоянно тревожили турецкий лагерь (центр его, как мы помним, был за городом, под насыпным валом). Естественно, они возликовали. Так радовались бы солдаты любой современной армии, захватив подземный командный пункт противника. Некоторые отряды стали распространяться по подземным галереям и даже пытались устроить там засады. Видимо, часть казаков во время турецкой атаки не отступила к цитадели, а ушла под землю и беспокоила турок оттуда.
Но подземные галереи оказались заминированными казаками, и мины сработали, вышвырнув турецких смельчаков из подземелий «как ласточку».
«Свинец крушил тех, которые приближались к бойницам, — продолжает Челеби. — Час от часу войско ислама стало нести (все большие) потери убитыми. А с тыла подмога не приходила, и газии увидели, что настал решающий час».
Взрыв в подземельях, как явствует из сообщения Челеби, разрезал войска атакующих на две части. Одни уперлись в бойницы, другие, опасаясь новых взрывов, не рисковали перейти огромную воронку, образовавшуюся на месте взрыва, швырнувшего в воздух «войско ислама».
Далее Челеби живописует, как мучились газии под стенами азовской цитадели — «душа и мозг их (были измотаны), их желудки были пусты, движения стали медлительными, от ужасной жары и жажды они дошли до грани гибели».
Как только настало время заката, алай-чавуши (командиры отрядов) отозвали газиев из-под стен Азова. «Они же забрали с поля боя военную добычу — головы (кяфиров), ружья, разное оружие и прочие вещи, нагрузили тела погибших (мусульман) на пленных, и каждый их отряд направился к своему месту. Дав залп из ружей и залп из пушек, они совершили молитву по павшим в бою и погребли их тела. Раненым выделили средства на пропитание и прислали лекарей-хирургов».
По турецким данным, было убито 3000 казаков и 1600 взято в плен. У турок, по их же данным, погибло 1200 человек, из них 700 янычар.
Уцелевших щедро награждали. «Тому, кто принес вражескую голову, было пожаловано сто курушей, кто привел языка — один пленный, а на шапку таким прикрепляли иеленки, жаловали (также) повышением в чине тимары, зиаметы. А имущество тысячи двухсот мусульман, павших на поле брани, было сдано в государственную казну».
Отбив штурм ценой тяжелых потерь (если верить турецким данным), казаки не пали духом. «В ту ночь кяфиры снова трудились, как Фархад, — пишет Челеби, — и разрушенные стены крепости сделали столь же прочными и крепкими (как прежде). Они восстановили (тайники для) засад и бойницы и воздвигли как бы новую стену Искандера. Газии-мусульмане, увидев все это, пришли в уныние… И снова там и сям начался бой. Однако он уже не велся со всем сердцем и желанием, от души, как это было раньше. Как бы то ни было, они не проявляли теперь (прежнего) усердия и рвения, а передышки от сражений не было ни днем, ни ночью».
По последующим строкам Челеби можно определить хотя бы приблизительно время штурма. «(Между тем) до дня Касыма оставалось около сорока дней», — пишет он. День Касыма — 26 октября по старому стилю — знаменовал собой начало зимы. После него все военные действия в Оттоманской империи прекращались. 40 дней до Касыма — 16 сентября. «Около 40 дней до дня Касыма» — видимо, все же первая половина сентября, поскольку войска под стенами Азова ждали начала зимы и окончания военных действий с нетерпением. На это нетерпение набавим еще недельку, и, как увидим чуть позже, будем правы. Так что штурм и последующие вялые бои мы можем датировать 1–10 сентября.
