Книга Атаман Войска Донского Платов, страница 21. Автор книги Андрей Венков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Атаман Войска Донского Платов»

Cтраница 21

И дальше баловала жизнь черкасский базар разного рода событиями, войсковой базарный Леонов только глаза пучил и головой крутил. На то оно и гражданское общество при Гражданском правительстве! А по станицам уже собирали казаков на смену прежним полкам «в рассуждении весьма долговременной их на службе бытности». Сменяли в Польше полки Саврасова, Алаева и Сарычева, в Кизляре — Сулина и Табунщикова, в Москве — полк Ивана Платова, в Великороссии — сына его Матвея, еще в Астрахань сотню посылали. Всего, по приказу Потемкина, — 3400 казаков, и сбор, по обычаю, 25 апреля. В мае, смененный в Воронежской губернии полком Андрея Орлова, заявился Матвей Платов домой, и началась его семейная жизнь.

Теперь мы подходим к деликатному и даже щекотливому вопросу: как же он, грубо говоря, с женой-то жил?

Задумываемся мы: а стоит ли вообще лезть в личную жизнь Матвея Ивановича? Интеллигентные люди, ну зачем вам в чужом белье копаться?

Или прав был Данила Ефремов, когда отдавал малолетнего сына Степку в заложники калмыкам ради соблюдения российских интересов: «Государственный человек себе не принадлежит»?

Фразу эту мы, честно говоря, ему сами приписали. И думал ли он так, отдавая сына в аманаты, гарантии не даем. Может, он ради карьеры, ради царской милости готов был единственным сыном пожертвовать? Не зря же отец и сын Ефремовы до самого конца в контрах были.

Ну да Бог с ними, с Ефремовыми, к ним мы еще вернемся. А вот как с платовской личной жизнью быть? Тем более, что и не знаем мы ничего об этой самой жизни. В смысле — ничего интересного. Сам Платов и первая жена его, Надежда Степановна, мемуаров не оставили, а кто из современников и оставил, тот помнил Матвея Ивановича уже пожилым и женатым повторно. А сверстники лихого атамана до времен, когда принято стало писать мемуары, не дожили. Воинственные донцы имели обыкновение умирать рано. И не в своей постели.

Можно допустить, что была Наденька, Надежда Степановна, грамотна. Младший брат ее, Степан Степанович, судя по послужному списку, знал географию, арифметику, риторику, немецкий язык и латынь.

Матвей Платов, если верить ранним послужным спискам, грамоты вообще не знал, но на старости лет писал бойко, хотя и с ошибками. Будем надеяться, что Наденька его и выучила грамоте. Ужаснулась: «Да ты ж неграмотен! Как же ты, милый мой, полком командовал?!» — и стала учить.

Еще что сразу заметно: слаба была, прожила недолго, и сын Платова от нее прожил недолго. И со всеми Ефремовыми так: женятся поздно, долго нет детей, если есть, то по одному ребенку, зато умирают рано, и дети умирают. А старший сын Степана Ефремова, Данила Степанович, еще молодым вдруг напишет, что лет своих не помнит, помнит только, что начал службу есаулом 2 марта 1772 года, и сыну своему единственному в разных списках разный возраст напишет, и разница не какая-нибудь — девять лет.

Вот и пойди расскажи, что не было на Дону своей аристократии. Была она, аристократия эта, и даже вырождалась.

Видимо, не помогла свежая кровь базарной торговки Меланьи Карповны, не оросила она, не пробудила к жизни высохшее ефремовское родовое древо.

Досталась Матвею Платову изнеженная аристократочка, если верить легенде, — пылкая, созданная для того, чтобы поставить ее на пьедестал и боготворить. Для семейной жизни обстоятельство это не совсем благоприятно, но можно предположить с большой долей вероятности, что о скуке в семейной жизни Матвей Платов забыл надолго.

Припомним, кстати, что были у этой аристократочки такая мама (а у Матвея Платова — теща), как Меланья Карповна, и два младших болезненных братца, а девочки, если с детства привыкли заботиться о младших братьях, то вырастают и становятся прекрасными хозяйками, идеальными женами для непостоянных, ветреных, инфантильных мужей.

Кроме того, наверняка научила она его неординарно мыслить и выражать свои мысли, отточила приобретенное в долгоруковском штабе умение держаться и одеваться, уверенно говорить (ну, это он и сам прекрасно мог делать), помогала советом, а может быть, и деньгами. Даже по логике выдуманного нами сюжета ждало их неизбежно некое разочарование, ведь образы друг друга были ими самими придуманы. Застенчивые улыбки до свадьбы могли смениться фразами: «Да вы, любезнейший, просто чурбан неотесанный». Но не думаю, чтобы изнеженная аристократочка устояла против такого орла, как Матвей Платов, рубака и матершинник, в его лучшие годы.

Позавидуем Матвею, вся жизнь которого крутилась вокруг такого явления, как любовь, который всю жизнь или сиял, или был убит горем (в зависимости от любовных дел), то мирился, то ссорился со своенравной женой, был страстен, но непоследователен, болезненно ревнив и ветрен, и все домашние «концерты» с любовным лепетом, свечами, обожанием, восторгами и лестью делил не с кем-нибудь, а с дочкой самого Ефремова. И «оттягивался» так целых пять лет.

Другое дело, что новая родня и черкасские верхи, куда он ворвался благодаря новому своему положению, считали его выскочкой и не скрывали этого. Один из братцев Наденьки женился на дочери известного Акима Карпова, другой на Авдотье Иловайской, дочери войскового атамана, и сам Алексей Иванович, опамятовавшись, просил в письме у сидевшего в Санкт-Петербурге Степана Ефремова разрешения на этот брак. Вдумаемся: правящий на Дону войсковой атаман просит разрешения у опального, чтоб сын опального женился на дочке правящего. Абсурд? Нет, был теперь пострадавший «за казаков» Степан Ефремов для донцов вроде святого. И пострадал человек, и спасся чудесно, и… далеко от Дона, от неисчислимых дрязг. А если вспомнить его былое величие?!

Не знаем мы, честно говоря, как уживался Матвей со своей тещей, красавицей Меланьей Карповной, при ее властности и иных достойных уважения качествах. Но как-то ужился.

Что ж, и Суворова, который женился на молоденькой и очень знатной Прозоровской, новая родня, то есть весь высший свет, считала выскочкой. Не ты, Матвей, первый, не ты и последний.

Пять лет прожил Матвей Платов с молодой женой и родившимся очень скоро сыном Иваном. Только в 1782 году ушел на службу. Считалось, что все эти пять лет состоит он «по Войску», в общем — служит, но дома сидит. Срок для исправного офицера немыслимо большой. Редко кто так долго без реальной службы оставался. Изучаем мы службу донских офицеров: год, самое многое — два при Войске, а там опять поход года на три-четыре. Пять лет при Войске высиживали рядовые казаки, трудяги, обремененные семьёй. И Матвея Платова выдержали при Войске пять лет, как рядового казака. То ли полковников много за предыдущую войну расплодилось, что на всех полков не хватало, то ли специально показывали, «кто есть кто» в Войске Донском.

Присмотримся к спискам донской старшины того времени. Есть тут одно темное место, непонятное нам.

За 1783 год числится в донской старшине 47 человек. Потом это число возрастает. Перехватывая у донской казачьей верхушки власть, центральное правительство традиционно увеличивает количество лиц, причастных к этой верхушке. Еще римские цезари так делали: если хотели ослабить римский Сенат, удваивали количество сенаторов. Чем больше народу, тем труднее договориться меж собой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация