Дверь распахнулась. Шаг вперед… И два штыка, сверкнув в тусклом свете люстры, скрестились перед лицом Императрицы.
— Что такое? — в голосе ее было больше удивления, чем других чувств. — Пропустите меня!
Часовые напряженно молчали, видно было, как подрагивают штыки в напрягшихся руках, у одного по щеке сбегала капля пота.
— Кто здесь?.. Кто командует? Волков, вы? — узнала она штабс-капитана Семеновского полка. — Немедленно пропустите меня к моему мужу! А ну!..
Бледный Волков пятился и отрицательно качал головой. «Н-не имею… Н-не могу», — разобрала она, ухватилась руками за стволы ружей и рванула. Часовые чуть качнулись и снова замерли.
— Пропустите меня к моему мужу!..
Полковой адъютант семеновцев Полторацкий почти бегом приблизился к ней и срывающимся голосом объявил, что она не пройдет, ему дано приказание не пускать ее.
— О! Да вы… — вскричала Мария Федоровна, но вдруг смолкла, застонала и качнулась, готовая упасть. Графиня Ливен поддержала ее.
Полторацкий, морщась, обернулся к солдатам. Движение, звяк оружия. Мария Федоровна вдруг прямо перед самым лицом увидела стакан с водой. Стакан мелко дрожал, ронял капли.
— О, нет… — она сделала отрицательный жест рукой.
— Выкушайте, матушка. Вода не отравлена, не бойтесь за себя, — сказал державший стакан семеновец, отхлебнул сам и вновь протянул ей стакан.
Вздохнув, она взяла и сделала несколько глотков.
Кто-то вынул стакан из ее рук. Отрывистыми, механическими движениями она повернулась и пошла к себе в апартаменты.
— Я неодета…
— Одну минуту, Ваше Величество…
— И пойдите узнайте, кто все это творит. Я коронована, мне предстоит царствовать. А эти люди… Они должны присягать мне… Неужто они не знают?.. Подите узнайте…
Она села в кресло и повторила:
— Одеваться. Я хотела бы увидеть моих невесток…
— Я позову их, Ваше Величество… Что-то еще?
— Да, — и вдруг произнесла по-немецки: — Я хочу царствовать.
Слова эти, вырвавшиеся у Императрицы, стали передаваться по наполненным солдатами комнатам Михайловского замка, они передавались шепотом и именно по-немецки, пока не достигли покоев Великого Князя Александра. Некто, несущий их, прошел прихожую, где шумела толпа разгоряченных молодых офицеров, а пьяный генерал-адъютант Уваров сидел, свесив ноги, на мраморном столике, и заглянул в гостиную. В гостиной на диване весь в слезах лежал Александр Павлович, рядом с ним, тоже заплаканная, стояла его супруга Елизавета Алексеевна, а чуть поодаль — полуодетый, но при сабле Великий Князь Константин.
— Боже мой! Еще новые осложнения! — воскликнул Александр. — Подите скажите ей, что это… это неуместно, по меньшей мере, это весьма странно… В такую минуту… Мы должны быть все вместе…
Граф Петр Алексеевич фон дер Пален вышел переговорить с Императрицей, но замешкался:
— К чему эти уговоры. Нового Императора надо показать войскам. Это и есть главное.
Он вернулся:
— Мы напрасно теряем время. Вашему Величеству надо показаться войскам.
— Ах, до того ли теперь?..
Какой-то офицер протолкался сквозь шумных и пьяных товарищей и сказал Палену на ухо:
— Гвардия ропщет.
— Гвардия?..
— Преображенцы… Надо бы побыстрее. Что здесь?
— Молодой господин предается отчаянию. Оно довольно натурально, но неуместно, — так же тихо ответил Пален. — И еще эта. Вы правы, надо спешить.
Он решительно подошел к Александру, взял его за руку и довольно громко сказал:
— Будет ребячиться. Идите царствовать, покажитесь гвардии.
Александр встал. Его стали опоясывать шарфом.
— Прошу, Ваше Величество!..
Уходя, он сказал супруге:
— Надо все же переговорить с матушкой, ей… ах! Я представляю…
— Этим займется Беннигсен, — сказал Пален, приоткрывая перед Александром дверь.
Императрица Мария Федоровна была одета и пошла в покои старшего сына. Дверь в переднюю оказалась закрытой, и караул так же скрестил ружья перед ней.
— Я хочу видеть мою невестку.
— Ее Величество изволили выйти, — ответил офицер.
— «Ее Величество»? И куда же изволили выйти «Ее Величество»? — с издевкой в голосе опросила Императрица.
— Не могу знать.
— Да кто же все-таки командует здесь?!
— Генерал-лейтенант Беннигсен…
— Немедленно позовите его! Вы слышите?!
Офицер бледнел, но не трогался с места; Леонтий Леонтьевич Беннигсен уже спешил по коридору к Марии Федоровне.
— К вашим услугам, Государыня…
— В чью пользу совершено… в чью пользу совершена вся эта революция? — гневно спросила его Императрица.
— Никакой революции нет, Ваше Величество.
— Но Император мертв, здесь войска, и вам приказано командовать ими?
— Да, Ваше Величество.
— Меня никуда не пускают. Я арестована?
— Ну что вы, Ваше Величество!
— Но все заперто.
— Вокруг замка возможны беспорядки…
— Мне угрожает опасность?
— Все спокойно, Ваше Величество, и все мы находимся здесь, чтобы охранять Ваше Величество.
Императрица надолго замолчала, испытующе глядя на Беннигсена снизу вверх (тот был очень высок).
Какие-то офицеры беспрестанно ходили вокруг, громко переговариваясь и обращаясь к Беннигсену. Один из них подбежал довольно встревоженный:
— Преображенцы молчат… Говорят, что жив…
Императрица встрепенулась. Она видела, как нахмурился Беннигсен. Не все еще было потеряно. Ах, если бы сейчас с ней был хотя бы один преданный лично ей генерал! Войска колебались, они еще верили, что Павел жив. Надо направить их на убийц Императора, а потом…
Еще один офицер подбежал:
— Отъезжают…
За окном раздалось «ура».
— Это семеновцы… Семеновцы за Александра…
Беннигсен, несколько успокоившись, обратился к ней:
— Император Александр поручил мне…
— Император! Император! Александр! — воскликнула Мария Федоровна. — Но кто провозгласил его Императором?
— Голос народа.
— Ах! Я не признаю его, — понизив голос, сказала она, — прежде, чем он не даст мне отчета о своем поведении.
Надо было действовать. Она решительно шагнула к Беннигсену, взяла его за руку, подвела к дверям, ведущим в сторону кабинета Павла Петровича, и проговорила твердым голосом:
