— Ба-ба-ба-бах! — прокатилась стрельба по второй линии русских войск.
— Кавалерию с флангов — сюда! — распорядился Беннигсен через плечо, и ординарцы, попадав на гривы лошадей, помчались в разные стороны.
Гонимый французской конницей князь Голицын проскакал в толпе своей расстроенной кавалерии и укрылся где-то за резервами. Заметались, забегали позади возвышенности нестроевые.
Французские кирасиры растекались меж двумя линиями русских войск и приближались к холму, где стоял Беннигсен и другие генералы.
— Посмотрите, вон Мюрат!
— Ишь, как вырядился!
— Да, господа, славная кавалерия!
Ба-ба-ба-ба-бах!.. — и первый ряд рослых гнедых лошадей тяжело повалился, взбив снежную пыль под самое небо.
Французы замялись, закрутились, напоминая медленный, неповоротливый, загустелый водоворот.
Ба-ба-ба-ба-бах!..
— Конница! Наши!..
— Ну, наконец-то!..
Какое-то время пестрая масса коней и разномундирных всадников колебалась и колыхалась перед ощетинившейся штыками русской пехотой, и вот медленно, медленно, но быстрее и быстрее, как падающее дерево, французская кавалерия покатилась назад, не принимая атаки налетавшей с флангов русской конницы.
Затоптанная, но поднявшаяся из снега первая русская линия мстительно палила вслед бегущим.
Прикрывавшая отход команда оказалась зажатой меж двумя линиями. Всадники в высоких меховых шапках сцепились, закружились в рукопашной с подоспевшим казачьим полком.
— Ага! Вот и наши! Чей же это полк? Не Киселева? Точно — Киселева, — узнал Платов.
И вновь русская конница унеслась вслед за французами…
— Ваше Превосходительство! Самое время начать общее наступление, — напомнил Дохтуров. — Я не вижу у них больших резервов…
— Общее наступление? Благодарю покорно! С этим? — указал Беннигсен на изломанные ряды первой русской линии, которая никак не могла построиться после того, как по ней туда и обратно пронеслась лавина всадников.
— Но надобно же будет когда-нибудь атаковать…
— Надо. Я жду, когда Бонапарт выдохнется, и тогда атакую его корпусом Лестока, — объяснил Беннигсен и победно взглянул на маленького плотного Дохтурова.
— Но Лесток еще не подошел…
— Он подойдет, будьте покойны! Я все рассчитал.
Войска выравнивали ряды, тащили в тыл раненых, русская конница прискакала обратно, пригнала пленных, бросили перед Беннигсеном несколько знамен с орлами на навершиях. Основные силы так и не сдвинулись с места.
Еще часа полтора продолжалась неумолчная канонада. И упершиеся русские и оправившиеся после первых неудач французы осыпали друг друга ядрами, пробрасывались гранатами.
Около часу пополудни перед левым флангом русской армии замелькали какие-то конные.
— Ваше Превосходительство, к французам подходит подкрепление!
— Где?
— Вон, посмотрите… Вон, на холм поднимаются…
— Он опередил меня, — пробормотал Беннигсен. — Но где же Лесток?
Массы французской пехоты (потом стало известно, что это подошел корпус маршала Даву) перевалили через холмы и стали обходить левый фланг русской армии.
— Поторопите Лестока, и пусть идет прямо сюда, — распоряжался Беннигсен. — Всю артиллерию с правого фланга — сюда. Я оставляю свои позиции на правом фланге, — несколько театрально объявил он окружавшим его генералам. — Князь Петр Иванович, возьмите войска из резерва и прикройте наш левый фланг.
Багратион, бывший в тот день под командою Дохтурова, молча пошел к ждавшим его внизу ординарцам.
— Нет, не время, генерал, — продолжал Беннигсен, увидев нетерпеливый жест Платова. — У нас еще есть вся возможность дождаться Лестока.
Пока войска перестраивались, подходили батареи с правого фланга, и князь Багратион, недавний потемкинский ординарец, вел резерв спасать левый фланг позиции, французы выставили на занятых холмах орудия и ударили вдоль русской линии, пронизывая ее от крыла до крыла. Одно удачно пущенное вдоль фронта ядро могло уложить роту.
Левый фланг русских попятился, стал поворачивать лицом к новому противнику, но тем самым подставлялся под центральные французские батареи, которые были немедленно умножены и усилили огонь. «Перекрестный огонь умножившихся батарей неприятеля пахал, взрывал поле битвы и все, что на нем находилось. Обломки ружей, щепы лафетов, кивера, каски вились в воздухе; все трещало и рушилось», — вспоминал очевидец, адъютант Багратиона.
За всю свою жизнь Платов не встречал такого мощного огня.
— Он не в артиллерии службу начинал, Бонапарт этот? — спросил Платов у кого-то из свитских, но тот, не расслышав вопроса из-за сплошного гула и грохота, лишь отрицательно покачал головой.
Французы уже охватили фланг. Их стрелки мелькали в Ауклапене, где ночью была главная квартира Беннигсена.
— Не пора ли выдвигать конницу, чтобы прикрыть отступление? — спросили Беннигсена.
— Никакого отступления. Мы отражаем их. Поторопите Лестока.
И все же левый фланг русских стал пятиться. Солдаты толпами и поодиночке отходили, сбитые огнем. Подведенный Багратионом резерв задержал натиск французов. Подоспевшие батареи зажгли Ауклапен, выкуривая из него настырных неприятельских стрелков. Но французские ядра продолжали низать боевые порядки, люди валились рядами, толпами…
Через три часа этой отчаянной бойня адъютант доложил, что подходит прусский корпус Лестока.
— Ну, наконец-то! Матвей Иванович, усильте пруссаков конницей. Передать Лестоку… А впрочем, я сам направлю его, — и Беннигсен со свитой поскакал к приближавшимся союзникам.
Прусский корпус, усиленный казачьим полком, развернулся, как на параде, центр его состоял из прусского гренадерского батальона и специально приданного русского Выборгского полка. Во второй линии шла ухоженная прусская кавалерия.
Пруссаки, русские, казаки одним дружным натиском смяли французский фланг. Боевая линия была восстановлена.
— Наступать, Ваше Превосходительство! Надобно развить успех, они не устоят, — просили Беннигсена воспрянувшие духом генералы.
— С чем? Мы израсходовали резервы.
Короткий зимний день иссякал. Поле битвы опоясалось заревом горевших деревень, кое-где в тылу заблестели желтым теплым светом разложенные костры. Бой затихал сам по себе. Справа на короткое время вспыхнула перестрелка. Все встрепенулись, перепугались, но и там все стихло — опоздавший к сражению корпус маршала Нея не стал ввязываться в затухающее побоище.
— А вот теперь, Матвей Иванович, ваше время, — сказал Беннигсен. — Ваши казаки — единственная команда, не расстроенная сражением. Вы останетесь на поле боя и прикроете отход армии к Кенигсбергу.
