Он смело вошел в стеклянную дверь под звон колокольчика.
Девушка так увлеклась цветами, что не услышала звона. Сидела на корточках,
нежно перебирая листочков велюр, грустная и задумчивая, погруженная в мысли.
Он кашлянул и сказал:
— Я бы хотел…
Она испуганно вздрогнула, вскочила, едва не уронив горшок,
но ловко поймала его, воскликнув:
— Ах, простите, увлеклась, не заметила как вы вошли. Вы
что-то хотели?
— Да, я бы хотел…
Она глянула в его добрые глаза и стушевалась, впервые за
этот день не посмотрела за окно и на дверь.
— У меня прекрасные сенполии, — от смущения залепетала она.
— Самая лучшая коллекция. В городе. А может быть и в стране. Таких нигде не
найдете.
И протянула горшочек с бледно-сиреневыми цветами. Он покачал
головой:
— Нет-нет, вы не поняли, я бы хотел…
Расстроилась:
— Не нравятся?
В ее руках мгновенно появился другой горшок.
— Вот еще один экземпляр. Редкий цвет, голубой-серебристый.
Правда, похожи на незабудки?
Он опять покачал головой:
— Нет, я бы хотел…
Она, снова обрывая его, ловко достала с верхней полки горшок
и воскликнула:
— А вот эти! Посмотрите. У них очень красивое имя: Лаура.
Правда чудо? Вы кому собираетесь их дарить? Жене? Сестре? Подруге? А может быть
просто девушке?
— Вы не поняли. Я хотел бы подарить самый дорогой, самый
ценный цветок из вашей коллекции…
— О-оо! — обрадовалась она. — Это прекрасно! Тогда вам нужен
вот этот! Роскошнейший экземпляр! Я зову его Долли. Правда, чудо? К сожалению,
он стоит дорого, но цветет круглый год. Купите, не пожалеете. Ваша дама, когда
увидит этот цветок…
— Вы не поняли, я хочу подарить его вам. Именно вам, славная
девушка, — наконец сказал он, и она растерялась.
— Мне?
— Вам.
— Но этот цветок и без того уже мой…
— Неужели?
— Все цветы здесь мои, — усмехнулась она. — Я их задумала,
изобрела и потом уже вырастила. Я их холила и лелеяла. Их трудно мне подарить.
Он растерянно сник:
— Все — ваши?
Она развела руками:
— Увы — да.
— Но что же я вам подарю?
Он был сильно расстроен.
Она подумала: “Нет, не зря я надела свое новое розовое
платье, и прическу сделала тоже не зря, даже губная помада оказалась не
лишней”.
Глянула исподлобья (знала, что так особенно хороша),
усмехнулась кокетливо и, скрывая остатки смущения, тихо спросила:
— Почему вы хотите подарить мне цветы?
Он улыбнулся:
— Не только цветы.
Краснея, она воскликнула:
— Не только цветы? Что же еще?
— Я весь мир хотел бы вам подарить.
Ее тонкие брови взлетели вверх:
— Но почему? Почему?
Он смущенно признался:
— Потому, что вы… девушка моей мечты.
Глава 8
Дверь притворилась, и мы с Фросей опять остались одни: одни
в комнате, но не в доме.
— Только попробуй теперь меня обвинить в дурацком приколе, —
воскликнула я.
— Не собираюсь, — лаконично ответила Фрося, и даже в сумраке
было видно, что она стала мела белей.
“Неужели и Ефросинья все поняла?” — подумала я и спросила:
— Не собираешься? Почему?
Ответ прозвучал в форме вопроса:
— Знаешь, кто этот здоровущий мужик?
— Шеф, — буркнула я, — их “батяня”. Верзилы перед ним
навытяжку все стояли.
Фрося, округляя глаза, сообщила:
— Это Боря, местный крутой, воротила, мафиоза и черт знает
кто там еще! Сонечка, мы попали в такой переплет, что вряд ли выйдем отсюда
живыми!
— Да-ааа?!
И вот тут-то разум мне отказал, что частенько бывает.
Почему-то вдруг захотелось вернуться к привычной версии, более безопасной.
— Хватит меня пугать, — брякнула я, — этот Боря тоже прикол.
Часть твоего прикола.
— Да нет же, — горячась, воскликнула Фрося. — Это зверь и
убийца, настоящий бандит, Борис Вырвиглаз по кличке Якудза.
— Не пыли мне мозги! — гаркнула я. — Ты сама про прикол
говорила!
Фрося вдруг согласилась:
— Да, говорила.
— Тогда объясни, что имелось ввиду.
— Как обычно, я решила над тобой подшутить и расклеила по
городу объявления с фотографией и текстом, мол разыскивается преступница,
аферистка…
Я разъярилась:
— Ты лжешь! Ты о другом говорила! Что ты имела ввиду, когда
насчет долларов меня распекала и ворчала, что здесь это стоит дешевле?
Фрося горестно сообщила:
— Я всего лишь хотела сказать, что Москва, это другая
страна. У нас все дешевле и проще. И касалось это не моего прикола, а твоего.
Я-то подумала, что ты мне в отместку дуркуешь: заплатила верзилам, вот они по
городу нас и катают. Уверяю, за семьсот долларов здесь тебя увезут на Луну, а
не то, что за город.
Мне стало нехорошо.
— Так говоришь, это Борис Вырвиглаз? — спросила я, смутно
ощущая реальность.
Фрося с искаженным страхом лицом подтвердила:
— Да, по кличке Якудза.
— А кличку свою он как получил? — грациозно стирая капельку
пота, спросила я.
— Как-как, ясно как. За жестокость восточную и беспредел. В
нашей области его даже куры боятся.
— Ой-е! — воскликнула я, хоть и склонна к тому никогда не
была: грубостей не терплю с тех самых пор, как полюбила искусство.
Фрося моя тяжко вздохнула и мечтательно прошептала:
— Пожить бы еще…
И зловеще присовокупила:
— Так не хочется умирать.
— Ни с того ни с сего, — дополнила я и меня обдало
кладбищенским холодом.
Как-то сразу захотелось домой, к мужу, к Роберту, под бочок
к любимой свекрови…
