— А вот и да…
Я так соскучилась по светской беседе, что могла бы
предаваться ей до самого ужина, и что вы думаете, Арнольд, этот порно-актер,
позавидовал нашему удовольствию и скатился к грубому хамству.
— Вам-то приятно, — ни с того ни с сего гаркнул он, разрушая
магию обстановки, — да мне на вас традиционно насрать!
Нет, ну надо же!
Детектив Евгений угрожающе почесал кулаки, но я дала понять
ему взглядом, что умею поставить на место любого.
— И что из этого следует? — испепеляя Арнольда глазами,
нежно спросила я.
— То и следует, что я пошел, — ответил он, направляясь к
окну.
— А мы вам разве мешали? Могли бы уйти по-английски.
— А мне захотелось по-русски, — огрызнулся Арнольд, занося
ногу на подоконник. — Вы столько мне крови попили, что должен и я на прощание вам
что-то сказать.
Я не возражала:
— Раз должны, так скажите.
И он отвел душу таким живописнейшим матом, что я, как
ценитель русского языка, получила огромнейшее наслаждение. Даже детектив,
чуждый искусства словесности, слушал его с интересом. А я страшно жалела, что
не имею возможности записать перлы Арнольда. Только кивала ему головой,
пыталась запомнить и с восхищением просила:
— Продолжайте, мой друг, еще! Еще!
Но он быстро иссяк, высморкался на пол (почему-то злорадно),
поплевал на ладони, ухватился руками за шнур, глянул вниз и…
И на глазах изменился: стал милым и вежливым, залепетал
комплименты, рядом с которыми и грубости отдыхают — короче, не за свое дело
взялся.
— Что с вами? — недовольно спросила я.
— “Быки” часового поставили под окно, — беспомощно признался
Арнольд и неожиданно сделал разумное заключение: — Вот теперь я точно попал!
Глава 20
Месяцем раньше. Япония. Провинция Акито. Резиденция
уважаемого в стране якудзы (одного из шести повелителей японской мафиозной
организации) господина Судзуки Хаято, известного больше под именем Тацу —
Великий Дракон.
Улыбаясь блаженно и мечтательно Великий Тацу тряхнул
колокольчиком, стараясь придать лицу выражение бесстрастной озабоченности. Это
давалось ему нелегко. Он все еще держал перед собой письмо к великой и желанной
Мархалевой Софье Адамовне.
— Переводчика! — приказал господин Судзуки мгновенно
появившемуся секретарю.
— Вестник из России… — едва слышно выдохнул секретарь,
пытаясь напомнить о задремавшем в приемной Юдзане.
Глаза Великого Дракона метнули молнии.
— Сколько у твоей матери сыновей? — зловещим шепотом спросил
Тацу мигом побелевшего от ужаса переводчика.
— Один… Я один… …мой господин, — складываясь в поклоне,
скрывшем смертельную бледность, ответил секретарь.
— И эта достойная женщина не смогла дать должного воспитания
единственному сыну!? — голос Великого Тацу гремел, потрясал и уничтожал.
— Простите, мой великий господин! — взмолился секретарь.
Он рухнул на пол, и в руке его блеснул длинный нож, неведомо
откуда извлеченный. С решимостью палача секретарь глубоко вонзил клинок в
дубовые доски пола, прижал к лезвию мизинец и…
Только так можно просить прощения у того, кто для тебя
больше, чем отец! Только так извиняются перед тем, кто день и ночь печется о
твоем благополучии и достатке твоей семьи!
Одно мгновение, короткое движение лезвия, превращенного в
гильотину, и палец отделиться от руки.
Но и этого мало!
Счастье! Великое счастье, если Тацу примет его извинения.
Если простит.
Секретарь господина Судзуки прижал к клинку мизинец и…
— Не сметь! — прогремел голос Великого Дракона. — Твой палец
еще может мне пригодиться. На сегодня ты прощен, но в следующий раз тебе не
хватит и двух пальцев!
— Спасибо, мой добрый господин, мой Великий Тацу!
Секретарь господина Судзуки вздохнул с облегчением и
подумал: “Стареет Дракон… Десять лет назад за мой промах понадобилось бы десять
рук, чтобы хоть на одной из них остались все пальцы…
Знаю, что виноват, но понять не могу и сейчас, как жалкий
переводчик может быть важнее гонца из России? Важнее якудзы, из клана
Изумрудного Дракона… Но перечить Тацу…
Я повредился умом!»
Однако Великому Дракону не было дела до ничтожных мыслей
ничтожного секретаря.
— Переводчика! — грозно напомнил он.
Уже через секунду переводчик, склонившись в поклоне и не
смея оторвать глаз от пола, застыл перед Тацу.
— Уважаемый профессор, как продвигаются дела с переводом
шедевра госпожи Мархалевой? — учтиво поинтересовался господин Судзуки.
— Продвигаются, о Великий Дракон! — ответил
профессор-переводчик.
— Зовите меня просто Тацу, — милостиво разрешил господин
Судзуки.
— Да, Тацу, — сохраняя позу кающегося грешника, согласился
профессор.
— Не терпится взглянуть на вашу работу, — поторопил
профессора Великий Дракон.
Он буквально впился в строки перевода, оставив профессора
стоять в противоестественной позе. На лице Тацу блуждала кроткая,
умиротворенная улыбка, но…
От первых признаков грозы до леденящего душу окрика Великого
Дракона прошел лишь миг.
— Идиот!!! — гремел всевластный якудза. — Высокообразованный
кретин!!! Чему ты можешь научить нашу молодежь там, в своем университете! Тебе
не удалось понять возвышенную душу этой прекрасной женщины. Этого истинного
перла природы. Ты недостоин своей матери!
Великий Дракон потрясал листочками перевода и гремел,
гремел, гремел…
Но его уже никто не слышал. Затылок профессора,
погрузившегося в глубокий обморок, гулко стукнул по дубовому полу.
— Пустоголовый! — злорадно произнес Великий Тацу, созерцая
распростертого на полу профессора.
Несчастный переводчик умудрялся подергиваться от ужаса даже
в обмороке.
— Надо же до такого додуматься! — продолжал бушевать Великий
Дракон. — До чего он тут мне допереводился! До “идите вы все в задницу”! Да
могла ли госпожа Мархалева Софья Адамовна, эта богиня утренней росы, эта
нежнейшая из женщин, эта прекраснейшая из писательниц, исторгнуть подобное?
Подумал бы своими тупыми профессорскими мозгами, прежде чем нести мне эту
похабщину! Убери этот гнусный пасквиль! — приказал грозно он.
