— А в чем дело? — настораживаясь, спросила я.
— Ха! Она еще спрашивает! — рассердилась Тамарка и завопила:
— Мама, ты невозможная! Пропадаю я без тебя!
“Ну и дела: я здесь без нее пропадаю, она там — без меня”, —
подумала я и снова спросила:
— А в чем дело?
— Купила я, Мама, себе сапоги! Отвальные и отпадные! Теперь
у меня ножки стройные, как у девочки!
Если честно, не уверена я хорошо ли когда у бабы сорока с
хвостиком лет (ближе к пятидесяти, это я вам по секрету)…
Так вот, не уверена я, когда у женщины пышного знойного
возраста девичьи ножки, тонкие и костлявые. Но, зная к чему Тамарка клонит моя,
раздраженно ей отвечаю:
— Тома, разве можно так безжалостно хвастать?
— Мама, ты невозможная! — психует она. — Я месяц гонялась за
этими сапогами, слушала втюхивания продавцов, мучилась, все подряд примеряла…
Должна же я теперь погордиться!
— А мне что прикажешь делать пока ты будешь гордиться? Ты
подумала, чем в это время буду я заниматься?
— Тоже гордись.
— Чем? — поразилась я.
Тамарка с важностью сообщила:
— Не чем, а кем. Гордись мной. Гордись тем, что у тебя
такая, как я, подруга.
— Тома, по этому поводу давно уж скорблю — для гордости
места совсем не осталось.
Казалось бы, беседа старых подруг едва началась, трех слов
не успели толком сказать, и что же вы думаете, Фрося уже нетерпеливо толкает
меня под локоть. И шипит:
— Ты не забыла о чем собиралась просить?
Я раздраженно отмахнулась от Фроси:
— Да помню, успею.
— Мама, ты невозможная! — заверещала Тамарка. — Что ты там
помнишь? Куда ты успеешь? Со своей дырявой памятью везде ты опаздываешь!
— На этот раз, Тома, не опоздала, — “пожалилась” я. —
Угодить к бандитам успела.
— И что ты там делаешь? — задумчиво осведомилась Тамарка.
— Жду смерти сижу. Ты что, телевизор не смотришь?
— Мама, ты невозможная! Когда мне смотреть телевизор?
Постой, а чего хотят от тебя бандиты? С тебя же нечего взять, кроме мочи на
анализы.
После такого оскорбительного для меня заключения пришлось
предположить:
— Думаю, они через меня к тебе подбираются. У тебя много
чего можно взять.
Тамарка с присущей ей легкостью сделала правильное
заключение:
— Мама, это что же выходит, если тебя убьют ты моих новых
сапог никогда не увидишь?!
Я философски заметила:
— Видимо, не судьба.
— Как это не судьба! — возмутилась Тамарка, бессменный
строитель своей судьбы. — Мама, ты невозможная! — взвизгнула она. — Сейчас же
мне говори где ты находишься!
— Зачем? — безразлично полюбопытствовала я.
— Сию же минуту туда высылаю свою группу захвата! Всех! Всех
покрошу!
Я погордилась: вот как я подруге своей дорога — точнее мое
мнение о ее сапогах.
Женщины — это женщины! То, что они имеют, у них не отнять!
Дальше пошло как по маслу: Арнольд продиктовал точный адрес
моей Тамарке, она сказала что голос у него ничего и потребовала меня обратно
для приятной беседы.
— А теперь, Мама, рассказывай, что там происходит!
Пришлось вкратце обрисовать какие на меня напали напасти.
Вкратце потому, что Тамарка никогда не отличалась терпением. Я еще и до
оборванных кружев французского костюма путем не дошла, она уже завопила:
— Мама, к черту твой ужасный костюм! Как там поживает мой
враг Якудза, это ты мне лучше скажи!
Какое удачное совпадение! Вот что значит настоящая дружба:
случайно обзавелась новым врагом — оказалось, он старый враг ближайшей подруги.
— Тома, — воскликнула я, — ты же знаешь, тебя никогда я не
предавала! Твой враг — мой враг!
— Это понятно, — отмахнулась Тамарка, — если ты когда и
пыталась подружиться с моим врагом, то я всегда знала как вас рассорить. Ты вот
что мне лучше скажи, где найти его, эту сволочь Якудзу? Ты знаешь?
— Знает Арнольд, — заверила я.
— Чудесно, прямо самолетом нашей компании группу захвата и
высылаю. Через два часа, максимум через три, вас будут спасать. Приготовьтесь.
— И приготовлюсь, Тома, и поруковожу истреблением всеобщего
врага, подлюки Якудзы. Целиком положись на меня, не прогадаешь, — заверила я,
за что получила поцелуй от подруги и восклицание “Мама, ты невозможная!”.
После этого оставалось одно: терпеливо ждать группу захвата.
Этим и занялись мы с Арнольдом, любимцем моим. Детектив же,
спевшийся с Фросей, зловредно мешал нам (вот оно, влияние неисправимой
свекрови!).
— Зря вы кашу эту нам заварили, — назойливо зудел он. — Ваша
Тамарка рада под марку спасения подруги учинить разборку кровавую, ей выгоден
передел мафиозного рынка, а нам от этого только шишки достанутся.
— И свобода, — напомнила я.
Едва я это сказала, как и последний козырь был выбит из рук
— за дверью “быки” затопотали.
Дальше события пошли по сценарию сильно затертому: Арнольд и
Евгений в диван залегли, мы сели сверху хлопать глазами, дверь распахнулась, на
пороге — Валет, снова свой пенис терзает (серьгу, серьгу!) и молчит чрезвычайно
загадочно.
Мы с Фросей насторожились, но тоже молчим. Не знаю почему
подруга молчала (видимо и у нее причина была), но я просто боялась раскрыть
рот. По опыту знала, только рот слегка приоткрою как оттуда все под чистую
мстительно вылетит: и про Тамарку, и про группу захвата, и про то, что Якудзе
конец!
Со свойственной мне одной твердостью решила я намертво
зажатым рот свой держать: “Врете, так просто меня не возьмете! В голые руки не
дамся!”
И что же вы думаете, Валет помолчал-помолчал да и брякнул:
— Наступила пора комедь эту прямо сейчас кончать!
Мы с Фросей оцепенели. Не знаю, чем она занялась, а я “Отче
наш” мысленной скороговоркой читала и, видимо, помогло: Господь услышал меня, а
Валет, насладившись нашим оцепенением, без всякой охоты сказал:
— Вы свободны.
— От чего? — спросила я плохо ворочающимся в пересохшем рту
языком.
Фрося меня поддержала, осведомившись:
— От жизни?
— Идите вы на хрен! — гаркнул Валет и сам пошел… из комнаты,
к сожалению, из комнаты.
