— Роберт, завтра поедем на дачу, хочу чтобы ты знал, как я
на тебя рассчитываю.
Он насторожился, но отвечает с улыбкой:
— Чем могу быть полезен, моя дорогая.
— Пока ты здесь за наукой своей прохлаждался, я на даче
работала, как раб на плантации.
— Да-а? И что же ты сделала?
— Мастеров наняла, и они уже в центральном цветнике левую
робатку подняли на полметра.
— Зачем? — удивился Роберт.
— Лобков сказал, что так гораздо эффектней.
— Лобков? Прости, я не понимаю о ком ты говоришь. Никакого
Лобкова не знаю.
Я рассердилась:
— Господи, Роберт, ты же профессор, тебе стыдно Лобкова не
знать, это телеведущий.
И, представьте себе, мой муж отвечает:
— И что он телеведет? И куда?
Разумеется, я психую:
— Роберт, скажи, ты вот сейчас нарочно злишь меня, да? Вся
страна знает что он “Растительную жизнь” постоянно ведет, только никто не знает
куда. Ну да, нам-то какая разница. Нам, стильным, важно одно: быть выше всех, а
уж в чем мы сами найдем. Где легче, там выше и будем. Поэтому я робатку на
полметра и подняла.
— Сама?! — ужаснулся Роберт.
— Вижу сошел ты с ума! Мы, стильные, сами давно ничего не
делаем! Мы только платим! Причем, не своими. Кстати, Роберт, как твоя премия?
Что-то давно ты ее не получал.
— Да, с тех пор, как мы поженились, — грустно ответил муж.
— Ах, вот что, с тех пор как мы поженились, ты премию не
получал. Скажи мне, пожалуйста, откуда взялась такая странная, несправедливая и
невыгодная мне зависимость?
Роберт предположил:
— Видимо, раньше я больше работал.
— Еще больше?! Ты же прохлаждаешься у своего компьютера
сутками напролет! Куда еще больше! Короче, завтра поедем на дачу и ты наполнишь
робатку землей, — приказала я.
И получила вопрос в ответ:
— А где землю возьму?
— Милый мой, почему я к тебе обращаюсь?
— Почему?
— Ты же умный, ты целый профессор, вот и придумай где землю
взять, а утром мне сообщишь.
Утром едем на дачу, и мой Роберт, мой корифей науки с
гордостью сообщает:
— Я придумал где землю взять.
Жестами и мимикой глупое предложение мужа заранее отвергая, я
сдержанно интересуюсь:
— Где?
— Землю надо купить.
И еще находятся наглые люди, которые меня упрекают в
излишней эмоциональности. Посмотрела бы я как они держат такой страшный удар —
я-то его удержала.
— Роберт, мой умный, мой дорогой, — с присущим мне
хладнокровием ответила я, — нельзя же так опускаться. Стильные мира сего
покупают только тогда, когда совсем уж украсть невозможно. А что такое земля?
Ее, слава богу, у соседей хватает.
Казалось бы, членораздельно дала намек — любой русский
мгновенно понял бы и принял меры, мой же Роберт замолчал и задумался. На дачу
приехали, он ходит в задумчивости, а робатка пустая. Час пустая, два пустая,
три… Наконец я взорвалась:
— Роберт! Уезжать скоро пора, а ты не мычишь и не телишься.
И он как послушный муж, тут же и замычал.
— М-ммы, м-м-ууу, дорогая.
Вижу, воровство для моего Роберта задача невыполнимая.
— Ладно, — сжалилась я, — иди погуляй, пока не начал
телиться, я пока поработаю… над собой.
Взяла маникюрную пилочку и залегла в гамаке — ну, знаете, в
таком стильном, в карибском — сидеть в нем совершенно нельзя, но мы, стильные,
на подвиги и похуже способны, если требует дело. Короче, я заприметила, что
Караваева из соседней дачи заглядывает в наш двор через бинокль и прыг в
карибский гамак. Лежу, мучаюсь и представляю, как у Караваевой ее восьмикратно
перекроенное лицо от зависти перекашивается. Эта дура ездила на карибские
острова, но гамака там так и не нашла — еще бы, я же его заказала Маруськиному
Акиму. Акиша по моему спецзаказу гамак сконструировал для гостей — чтобы не
засиживались. Пришли, на богатство мое посмотрели и нечего дальше
рассиживаться, быстро за дело: а как же! Надо же им осуществлять разнос
информации по Москве. Даже не представляю как жить без друзей — откуда узнал бы
народ как я преуспеваю?
Так вот, лежу в гамаке, мучаюсь, но на душе истома приятная
— Караваева не сходит с биноклем со своей сторожевой вышки, которую она замком
зовет. Вдруг смотрю по дорожке (двенадцать погонных метров кизмы — это похоже
на гравий, но только гораздо дороже) несется мой Роберт — радостный!
— Придумал, — кричит, — где землю взять! У соседа перед
домом лежит горка первоклассной земли.
Я насторожилась:
— Первоклассной? Как ты узнал?
Если честно, не уверена, видел ли Роберт настоящую землю —
если и видел, только в горшках.
Он же мне отвечает:
— Как я узнал? Она же лежит перед домом соседа, он же
стильный, у него все первоклассное.
— Ах, да, — опомнилась я, — и что из этого следует? Только не
говори, мне пожалуйста, что ты собираешься подрулить к соседу с вопросом можно
ли землю купить. Он умрет, но и стакана земли тебе только из вредности, зараза,
не даст.
Роберт меня успокоил:
— Нет-нет, с наступлением сумерок я в робаку землю перенесу.
Как он меня осчастливил: наконец-то есть повод выпрыгнуть из
ненавистного гамака — средства пыток гостей. Я завопила:
— Роберт! Мой дорогой! — и повисла на его мощной шее.
Другой шеи у моего мужа и быть не могло.
В общем, ночью, пока я спала на матрасе от Крайского
(ужасный матрас, но говорят, что он самый крутой — приходится мучаться) — так
вот, пока я спала на стильном матрасе, мой Роберт беззастенчиво землю от
соседей таскал. Воровал мой родной на совесть, старательно воровал. Я как
представлю: он в свете луны, не дыша, на цыпочках с ведрами носится —
туда-сюда, туда-сюда. Прилично наворовал. Я утром вышла в халате от Бачи… Как?
Вы не знаете? Это новый такой кутюрье, очень раскрученный. Выходим мы с Бачи на
балкон, сладко потягиваемся, зеваем, небрежно поглядывая в сад и…
И видим — робатка полная! А внизу стоит Роберт — бедняга
спать еще не ложился, землю таскал. Увидел меня, расплылся в улыбке и, тайно
гордясь собой, интеллигентно меня так спрашивает:
— Ну что, дорогая, умею я воровать?
