— Вам кого? — откликнулся он на стук.
— Мархалеву отдай, и мы сразу уйдем! — раздался в ответ
отвратительный бас.
Возбужденная любопытством, я осведомилась:
— А кто вас за ней прислал?
И в ответ услышала детскую глупость:
— Дед Пихто и баба Тарахто!
И хоровое “гы-гы”. Подростки, честное слово, ни опыта, ни
ума — “пушки” одни.
Впрочем, разве умный человек станет бряцать оружием? Умный
человек все конфликты решает только силой ума.
Так я и поступила — затеяла переговоры, исходя из таких вот
соображений. “Продержаться нам надо какой-то час, — прикинула я, — а
способности у меня уникальные. Я и на день, бывало, умела беседу подрастянуть,
и разговорить удавалось, порой, и немого”.
— А зачем вам нужна Мархалева? — с присущим мне тактом
спросила я.
— Кто много знает, тот мало живет, — философски раздалось в
ответ.
— Мысль ваша афористична, — заметила я, — но
малоинформативна. Хотелось бы чего-нибудь поконкретней.
И я незамедлительно получилась то, что просила.
— А если конкретно, бля, то за одну Мархалеву даруем всем
вам свободу. Бабу отдайте, и мы сразу отвалим.
— Всего-то, — обрадовалась я. — Раз так мало вам надо,
непременно договоримся. Вижу, судьба нам послала великолепно воспитанных и
тонко настроенных, интеллигентных людей. Исходя из этих своих редкостных
качеств, может, вы сообщите какая участь в дальнейшем ждет эту бабу, госпожу
Мархалеву?
— Не ждет ее участи никакой, — просветил меня мерзостный
бас.
Я растерялась:
— Это очень туманно. Вы что же, убьете ее?
— Зачем? Когда-нибудь все мы умрем, — услышала я новый ответ
и растерялась вторично.
Хотела задать вопрос, проливающий свет на фатализм
человечества — интересно же знать почему мы все возьмем и умрем, пусть и
когда-нибудь. Ведь хороший вопрос — но задать его я не успела, встрял подлый
Арнольд.
— А где гарантии, что вы нас не тронете, если мы Мархалеву
вам отдадим? — спросил он.
И меня озарило: “Пора завязывать с переговорами, надо срочно
из стойла “быков” выпускать!”
Что я и сделала: на ноги шустро вскочила и к заветной
комнате понеслась, под встревоженные крики Арнольда:
— Мархалева! Куда ты? Куда?
— На Кудыкину гору! — гаркнула я, распахнув настежь дверь
комнаты.
“Быки”, увидев меня на пороге, дружно отпрянули, как от
чумы. Я взмолилась:
— Родненькие, что же вы здесь сидите?!
Валет настороженно спросил:
— А что мы делать должны?
— Дать бой подлым захватчикам! — рявкнула я. — Пойдите
послушайте что там творится! Там переговоры уже идут, грязная сделка
свершается! С минуты на минуту вы можете лишиться самого дорогого!
— Чего? — изумились “быки”.
— Меня! Дом осквернен присутствием банды!
“Быки”, зверея, спросили:
— И чего те бандиты хотят?
— Того же, чего и все, — ответила я и с легкой гордостью
пояснила: — Меня! Меня! Сколько можно вам говорить? Они требуют выдать меня!
— Они что, сказились? — опешил Валет. — Да Якудза на ремни
нас порежет!
Я рассердилась:
— А я про что? Какие вы бестолковые! Скорее беги меня
спасать!
И “быки” убежали. Я решила, что слушать пальбу с безопасного
расстояния будет приятней и осталась в комнате. У окна постояла (у родного уже
шнура) да и подумала: “Кто его знает как там получится? Япошки “быков”
измотали, а я у себя одна. Опять же береженого бог бережет”.
С этой мыслью я на подоконник вспорхнула, опять замотала
ладони подолом костюма, обхватила руками шнур и… съехала вниз. На земле было
прохладно и влажно, но жизни здесь было больше, чем у гостеприимных “быков”.
“В кустах оно будет надежней, там Тамаркиных бойцов и
дождусь”, — подумала я, резво направляясь к густым полуопавшим зарослям.
Увы, это была последняя моя мысль. За спиной раздался
какой-то хруст и все — темный провал. Оставалось только надеяться, что хрустела
не моя голова. Впрочем, даже надеяться я не могла, а ведь надежда умирает
последней.
Что же это выходит?
Перед надеждой я, что ли, умерла?
Глава 34
Господин Судзуки пребывал в благодушном настроении. Работа
над переводом шедевра несравненной госпожи Мархалевой продвигалась успешно. И
даже профессору-переводчику не удавалось помешать этому великому делу.
“Да, конечно, — думал о своем переводчике Великий Тацу, —
он, конечно, специалист, но для хорошего переводчика этого недостаточно. Нужно
чувствовать, ощущать душу автора: тонкую, высокую и нежную душу Мархалевой
Софьи Адамовны. Нужно понимать… А разве он, этот профессоришка, может…”
Вкрадчивый голос переводчика вторгся в мысль о высоком:
— Я полагаю, Тацу, что фраза: “пусть он подавится своим
вшивым банком”, — являет собой классический пример иносказания. Иначе ей
невозможно дать объяснение.
— Чему там нет объяснения? — пробудился от грез Великий
Дракон.
— О, нет, я конечно, смог постигнуть смысл выражения, —
поспешил заверить грозного заказчика профессор — фраза, наверняка, должно
звучать так: “когда банкиру во время обеда сообщили, что у всех сотрудников его
банка обнаружен педикулез, бедняга подавился от изумления и неожиданности”.
Тацу даже не рассердился. Он грустно посмотрел на профессора
и убежденно ему сообщил:
— Ты идиот. Это значит лишь то, что героине совсем не нужен
упомянутый банк вместе с его владельцем. Героиня благороднейше его отдает.
— Почему? Потому, что в банке все вшивые? — не смог сладить
со своим любопытством переводчик.
— Вон! — взорвался Великий Дракон. — С такими
преподавателями наша молодежь никогда не сможет достойно овладеть языком
соседей.
Профессор-переводчик исчез, а Тацу вновь погрузился в
приятные грезы. В ожидании возвращения Юдзана он представлял себе как сердце
неприступной госпожи Мархалевой преисполнилось благодарностью к нему, Великому
Дракону. Он сумел вовремя протянуть ей руку помощи. Сумел…
Господин Судзуки рисовал в своем воображении картины одна
приятнее другой. Вот, великая Мархалева с трепетом (и может быть с любовью)
принимает посланное им бесценное кимоно, наследие божественных императоров,
вот…
