Человечек направился к видеокамере.
— Вам ничего делать не надо, просто стойте, — сказал он и обратился
к партнеру: — Арнольд, начинай, дорогой, потихоньку.
Арнольд искусственным движением сбросил майку и неистово
прикусил губу. Страстно закатывая глаза, он медленно пошел на меня.
— Стоп! Стоп-стоп-стоп! — завопил человечек и пришел в
отчаяние: — Не-ет, я так не могу! Почему эта баба стоит?
Баба?! Я рассвирепела:
— А что я должна, по-вашему, делать? Вы сами мне велели
стоять!
— Но не с таким же дурацким видом. Кто во время любви так
таращит глаза?
— Еще и не так таращат, — поделилась я жизненным
наблюдением.
— Может быть, но мне все это противно. Натурализма терпеть
не могу. Я весь в искусстве.
— И что прикажете делать?
Человечек топнул маленькой ножкой:
— Не знаю, что угодно, но только не то, что вы делаете, и не
по-дурацки.
— Прикрой глаза, — нервно поглядывая на часы, посоветовал
мне Арнольд.
Я плюнула и прикрыла. Естественно, сразу лишилась
возможности наблюдать за партнером. А в комнате, между тем, интересное нечто
происходило. Нечто такое, что нравилось человечку. Он радостно приговаривал:
— Хорошо, хорошо, дорогой, ты гений, Арнольд, ты гений не
только в постели.
Любопытство одолело меня, я открыла глаза и разочаровалась.
Арнольд в спортивных трусах стоял на стуле и каким-то странным образом лениво
витал надо мной. Вдруг он состроил дикую рожу, издав рев молодого быка,
вступившего в первый брачный сезон. Я обалдела и, как последняя идиотка,
открыла рот.
— Оч-чень хорошо, — сказал человечек. — Вы весьма эротично
на него посмотрели. Ну все. Думаю, хватит. Одевайтесь. Впрочем, что это я? Вы
же не раздевались.
— Вот именно, сами не дали раздеться, — с обидой напомнила
я. — Между прочим, сглупили. Но, что о том, все в прошлом, как и моя фигура.
Человечек колдовал над камерой и не обращал на меня
внимания.
— Съемка закончена? — уточнила я.
Он безразлично кивнул.
— И что я должна теперь делать?
Человечек пожал плечами:
— Что хотите. Вы мне не нужны.
— Вы мне тем более, — буркнула я.
— Значит мы оба свободны, — благодушно пропищал человечек.
Я обрадовалась:
— Значит можно идти?
— Конечно идите.
— А куда?
— Я вас провожу, — сказал Арнольд, неожиданно переходя на
“вы”.
Он взглянул на часы и, торопливо натягивая майку,
порадовался:
— Прекрасно, еще успеваю в главную студию. Поспешите за
мной.
Не будь дурой, я поспешила. Вышли мы не через ту дверь, в
которую вошли с бандой верзил, а через другую. Попали в пустую комнату, судя по
всему, играющую роль прихожей. Арнольд полез в шкаф, достал теплую куртку,
штаны, натянул это все на себя и удивленно воззрился:
— На кого вы похожи!
Я оглядела себя, несуразно облепленную рабочей Фросиной
блузой, и рассердилась:
— В чем дело? Что вас не устраивает во мне?
— Где ваше пальто? — с ядовитой усмешкой поинтересовался
Арнольд.
— Дома, — ответила я и задумчиво уточнила: — У подруги. Меня
привезли на машине.
Арнольд опять усмехнулся:
— Ясно. После того, что вы вытворяли, вряд ли вас повезут
обратно.
— Того же мнения, — впервые согласилась с ним я.
Он растроганно вздохнул и промямлил:
— Ну что ж, пойдемте, раз навязались на мою бедную голову.
Голова его и в самом деле была небогата по части волос, о
чем я сразу ему сообщила. Арнольд грустно взглянул на меня и признался:
— Как вы мне надоели.
— Сорок лет прекрасно жила без вас, — с гордостью сообщила
я, утаив год-другой.
— Так много? — поразился Арнольд. — Я думал, вам не больше
двадцати девяти.
Я обиделась:
— Что ж тогда антиквариатом меня обзывали?
— В нашем деле двадцать девять — возраст запенсионный, —
пояснил Арнольд, забегая вперед и галантно распахивая передо мной дверь.
Мы вышли из дома, и я сразу поняла, почему он ядовито
усмехался отсутствию моей верхней одежды: на улице был собачий холод, а мы явно
находились далеко от Фроси, где-то за городом.
— Что же мне делать? — спросила я, сжимаясь под порывами
ледяного ветра и совсем не надеясь на свой французский костюм и рабочую блузу
Фроси.
— Я на автомобиле, — сжалился он. — Если хотите, могу
подвезти.
— Он еще спрашивает! Конечно хочу! — обрадовалась я.
Арнольд на своем авто (рухляди такой не видала!) довез меня
до дома Фроси и умчался, я же, ругаясь на чем свет стоит, потопала к квартире
подруги. В голове рой мыслей. Что это было? Кто похитил меня? С какой целью
снимали порно? Почему отпустили?
А ну как творчество лысого человечка увидит кто-нибудь из
читателей!
Из моих читателей!
Нет, внешне Арнольд вовсе не плох, лишь из вредности его я
ругала — но волновало меня на тот момент нечто другое. Представить страшно:
всеми уважаемая писательница, певец нравственности — Софья Мархалева и где? В
грязной порнухе! Стыд и срам!
Вспомнив про своих строгих читателей, я по-настоящему пришла
в ужас — даже про мужа забыла. Впрочем, мой Роберт живет в науке — за формулами
своими он может и не заметить, что это именно я голой скачу на экране. Если он
вообще еще помнит какая я голая, если еще не забыл, что я, Софья Адамовна
Мархалева, его родная жена.
Нет, с Робертом все очень просто — гораздо сложней с
читателем: вот кто все подмечает и уж точно помнит мое лицо. Конечно,
читатель-то видит меня почаще чем муж — муж телевизор не смотрит и не слушает
радио, а я загрузила собою почти все каналы и весь эфир. Как говорится, из
утюга лишь не выскакиваю.
“Какой кошмар, — страдала я. — Какая беда! Все пущено на
самотек! Черт знает кому эти верзилы теперь лицо мое предоставят…
Доверия и к лысому человечку нет у меня. Один бог знает
какую он подберет мне фигуру. А ну как приделает торс Шварцнегера?
Гомик есть гомик, ясно какой его вкус. Да и все эти порно
звезды зачастую так бывают уродливы, будто взялись бороться с пороком: если
кому чего и хотелось, так, взглянув на звезду, расхочет грешить в тот же миг.
