– Нет, Сильвию нельзя здесь оставаться, раз наш царь это запрещает.
– Наш царь? – сказала я. – Наш царь… – и умолкла. Потом спросила: – Скажи, Ахат, а кто я такая?
Он молча смотрел на меня, явно озадаченный этим вопросом.
И я сама на него ответила:
– Я жена твоего царя.
Он снова долго молчал, потом поправил меня:
– Вдова.
Ну что ж, он был смелый человек.
– И мать твоего царя, – не сдавалась я.
– Моего будущего царя, – снова поправил он меня.
– Но ты обязан защищать своего будущего царя.
– Асканий не причинит ему зла, Лавиния.
– Может быть, он и не собирается причинять ему зла, но зло все равно обрушится на Сильвия, если он останется в Альба Лонге. Он там чужой. Там ему не место – его место здесь. К тому же Асканий будет занят своей молодой женой, а она – им. До Сильвия никому и дела не будет. А кое-кто из друзей и советников Аскания – настоящие интриганы, да и Сильвия они недолюбливают. Нет, я никогда не оставлю своего ягненочка без защиты среди совершенно чужих ему людей!
В ответ на мои горячие слова Ахат покачал своей красивой седой головой и промолвил:
– Лучше уж скажи, что не хочешь, чтобы твой волчонок рос в овечьем стаде хлебного амбара! – Впрочем, он тут же явно пожалел, что сказал нечто столь непочтительное по отношению к Асканию, нахмурился и сухо прибавил: – Старший брат – вот кто по-настоящему может заменить мальчику отца. Я понимаю, тебе трудно с ним расстаться…
– Будь же справедлив ко мне, Ахат! Когда придет время расстаться с ним, я сама его отпущу! Но это время еще не пришло. Сильвий слишком юн. Ему необходимы истинные друзья и учителя – такие, как ты. Его отец и дед именно мне поручили заботу о нем, и я никогда и никому этого не перепоручу!
Я так надеялась убедить Ахата, поколебать его уверенность, но мне это не удалось.
Не смогла я убедить и ни одного из старых друзей Энея, с которыми говорила в последующие дни; все они неодобрительно отнеслись к тому, что я увезла Сильвия от Аскания. Мне кажется, про себя все они считали, что я поступила правильно, но вслух этого признать не могли. Воля овдовевшей царицы мало что значит; нельзя в открытую позволять ей отменять веления правящего царя. Да, Асканий обошелся с этими троянцами не слишком хорошо; да, он оставил их стареть вдали от своей регии и почти не обращал на них внимания, если не считать тех наград, которыми он однажды от них откупился; но все они были бесконечно преданы Энею, а Асканий был его сыном, так что слово его было для них законом. Если бы Сильвий был постарше, они бы прислушались и к его мнению, ибо он тоже был сыном Энея и они горячо его любили; однако они, будучи людьми немолодыми, даже мысли не допускали о том, что их решимость может оказаться поколебленной волей одиннадцатилетнего мальчика.
Так что мы стали напряженно ждать вестей из Альба Лонги. Каждый день я смотрела со стен на дорогу, ведущую к вершине холма, со страхом ожидая увидеть на ней конный отряд – воинов Аскания, которым приказано забрать с собой Сильвия, или же самого Аскания, грозного, как тот бог, отец небес, что в гневе швыряет с горы громы и молнии.
Однако Ардея и Альба готовились к свадебным торжествам, и Асканий, по-моему, просто счел недостойным ругаться с мачехой перед прибытием своей невесты. Казалось, он просто забыл о нас, так что до конца марта мы прожили в Лавиниуме довольно спокойно. Не могу сказать, сколько раз я плакала от боли и радости, чувствуя себя снова дома, в своей родной регии, где когда-то жила вместе с любимым мужем.
Я привезла с собой щит Энея, его доспехи и меч; Сикана помогла нам с Сильвием перенести их в дом, и теперь они снова висели у входа, как полагается.
Но все по-прежнему ждали вестей от Аскания.
И вот однажды, где-то около полудня, когда я сидела за ткацким станком, как раз начиная новое полотно, ко мне вбежала служанка Урсина, племянница Маруны:
– Царица! Там отряд вооруженных всадников! Они скачут сюда со стороны Альбы и сейчас находятся примерно в миле от нас. И один из них ведет в поводу лошадь без седока!
Для Сильвия.
Я сто раз прикидывала, как поступить, если Асканий все же пришлет за Сильвием, но все мои планы моментально рассыпались в прах, стоило мне услышать топот этих копыт. Осталось одно – поступить так, как я уже не раз поступала и прежде: бежать. Бежать и скрываться.
– Быстро приведи ко мне Сильвия! – велела я Урсине. Ей было лет пятнадцать, и она чем-то напоминала львицу – такая же дикая и рыжая. Она стрелой вылетела из комнаты, а я бросилась в спальню, связала в узелок из старого паллия кое-какие вещи и, когда прибежал запыхавшийся Сильвий, сказала ему: мы уходим в лес и будем прятаться там от присланных Асканием всадников.
– Я приведу коней! – сказал он.
– Не надо. Идти нам недалеко, а спрятать лошадей будет трудно. Надень плащ и крепкие башмаки. Встретимся на кухне.
Я прихватила с собой еще хороший котелок и немного еды, все это тоже увязав в узел. Вскоре прибежал Сильвий, и мы пустились в путь. В дверях нас встретила Маруна, и я сказала ей:
– Надеюсь, вас он не станет наказывать! – Я имела в виду и своих верных помощниц, и всех прочих обитателей дома. – Скажи посланцам Аскания, что царица вместе с сыном отправилась за советом к великому оракулу в ту Альбунею, что на берегу Анио, близ Тибура. Это на какое-то время отвлечет их.
– Но ты…
– Ты знаешь, где меня искать, Маруна. В хижине лесоруба.
Она кивнула. Она отчаянно тревожилась за нас, да и я очень беспокоилась о ней, но медлить было нельзя. Мы с Сильвием быстро добрались до боковых ворот города и двинулись напрямик через поля, через прилегающие к городу паги, а потом, следуя течению Прати, нырнули в лесистые предгорья северо-западных гор, под прикрытие дубовых рощ, где уже шумела молодая листва. Вскоре мы вышли и на старую тропу, ведущую в Альбунею.
Сильвий тут же наморщил нос. Нюх у него был, как у гончей.
– Тухлыми яйцами пахнет? – спросила я. До сих пор мы шли молча, стремясь как можно дальше уйти от возможной погони. Он кивнул. – Здесь бьют сернистые источники.
– Так мы туда идем?
– Да, в одно место неподалеку от них.
Шли мы в ту самую хижину лесоруба, где обычно ночевала Маруна, когда я оставалась в священной роще, поджидая своего поэта. Деревья здорово разрослись, и кроны их почти сомкнулись над старой округлой хижиной; я чуть было не прошла мимо нее. Поляна, на которой она стояла, и то, что осталось от огорода, заросли кустарником и высоченными сорняками. Я крикнула. Никто мне не ответил. Подойдя к дверям, я увидела, что домик совершенно пуст. Лесоруб и его жена, видно, куда-то перебрались отсюда, а может, просто умерли.
Сильвий, разумеется, с детским любопытством тут же принялся обследовать дом и его окрестности.
