— В то время я был еще пастухом и однажды в сумерках задремал на берегу ручья. Коровы разбрелись кто куда, но еще не пришла пора загонять их. Я лежал вот так…
Показывая, он распростерся на кровати и подложил руки под голову.
— Мелькали сны — легкие, быстрые видения. Фиалки пахли под головой. И вдруг… Я сначала подумал, что это сон. Меня окружили три женские фигуры. Я мог видеть сквозь них, но это не показалось мне странным. Я привстал, сел на траве.
Он опять показал, как это было.
— Потом я прошептал: «Чего вы хотите от меня?» Они приказали мне встать на ноги и снять сандалии. Я подчинился. Тогда они велели мне следовать за ними. Я ступал по прохладной траве, которая на ощупь напоминала полированный мрамор. Они привели меня на берег пруда, уединенного и укрытого в сени деревьев.
Парис сел на колени.
— В этот момент я испугался. Стоя на коленях, в которые впивались камни, я словно очнулся. Я понял, что это не сон. Посмотрев на эти… фигуры, я понял, что передо мной не смертные женщины, но богини. Я задрожал всем телом.
На лбу у него выступил пот. Я подумала о своей матушке, о ее судьбе. Встреча с богами — нелегкое испытание для человека.
— Тебе не приходило в голову сбежать?
— Нет, я понимал, что это бессмысленно. Тогда они убьют меня на месте. Я знал, они это сделают. Их глаза… было что-то ужасное, нестерпимое в их глазах, несмотря на все улыбки и ласковые слова.
— Ты видел их лица?
Я всегда думала, что увидеть бога в лицо означает неминуемую мгновенную смерть.
— Более того — я видел их обнаженными!
При воспоминании об этом он засмеялся нервным сдавленным смехом.
— Они заставили меня смотреть на них. Да, они разделись передо мной и потребовали, чтобы я сравнивал их прелести.
— Но… зачем?
Я подумала: может, это все-таки был сон?
— Не знаю зачем. Они сказали только, что я должен выбрать прекраснейшую из них.
— Ты сказал, что они пытались подкупить тебя, — напомнила я.
— Да.
Я ждала, что он продолжит рассказ. Но он молчал, опустив голову. Тогда я спросила прямо:
— Как? Что они предлагали?
— Не помню… забыл, — жалобно ответил он.
— Как ты мог забыть?
— Я же сказал, это было похоже на сон. А разве ты всегда помнишь свои сны? И даже если помнишь, какие-то детали выпадают, смешиваются друг с другом. Чем сильнее пытаешься их удержать, тем быстрее они ускользают.
— Ты сможешь найти это место?
— Думаю, да. Я знаю гору очень хорошо.
— Встань на том же месте, где стоял тогда, и ты все вспомнишь. В этом разница между сном и реальным событием. Ты не можешь вернуться в сон, а на место реального события — можешь.
— Но зачем мне туда возвращаться? Я не хочу!
Я почти не удивилась тому, что он так ответил, совсем как маленький мальчик: «Я не хочу!»
— Ты должен вспомнить, как именно обидел Геру и Афину. Только тогда у нас появится шанс умилостивить их. Эсак прав. Вспомни, какие дары они предлагали тебе, а ты отверг.
— Слишком поздно.
— Нет, неправда. Даже если греки идут войной против нас, мы можем попытаться их остановить.
— Я не хочу возвращаться туда. А что, если… все исчезнет?
— Что исчезнет?
— То, что они подарили мне. Она подарила.
— Я думала, ты не помнишь что.
— Да, не помню, не помню…
Я нежно прижала ладони к его лицу, затем попыталась стереть с него выражение неподдельного страха.
— Парис, Парис! Мы должны вернуться туда вместе, ради спасения Трои. Заодно ты покажешь мне избушку пастуха, в которой вырос. Я хочу познакомиться с твоими приемными родителями. Увидеть, где прошло твое детство. Мы можем совместить приятное с полезным. Ты согласен?
— Хорошо, — пробормотал он.
— Ты обещаешь?
— Да.
Казалось, он вот-вот расплачется.
И снова Ида. В ярком свете холодного солнца она совсем не походила на гору, которую я видела той мрачной дикой ночью. Нам не нужно было подниматься на вершину, где проходил женский ритуал. Домик приемного отца Париса находился на другой вершине хребта, который состоял из множества выступов повыше и пониже. Он был похож на львицу, к которой присосалось множество львят.
Как только мы ступили на гору, Парис изменился.
— Здесь я любил бегать! А здесь построил шалаш! А там — крепость из валунов! Посмотри, в этой долине Агелай с Деионой вырастили меня. Что-то я не вижу дыма над трубой. Наверное, их нет дома. Надо прийти на закате, может, они вернутся. А сейчас я покажу тебе место, где меня оставили младенцем. Я лежал, завернутый в волчью шкуру.
— Нет, не надо.
— О, это священное место! По крайней мере, для меня. Там я перешел из одной жизни в другую.
— Мы пришли сюда, чтобы найти другое место. Там ты тоже перешел из одной жизни в другую и в результате навлек беду на Трою.
— Да-да… — Радость покинула его голос. — Это место…
— Ты сказал, что сможешь его найти.
Он резко повернулся и пошел в противоположном направлении. Ясно было, что он хотел отложить поход туда или вовсе избежать его. Мы то спускались в долины, то поднимались наверх. Тропинка вилась и петляла.
Неожиданно мы оказались на просторной поляне, по краям которой росли высокие темные кипарисы. Через нее протекал прозрачный ручей и терялся в зарослях. Парис остановился.
— Вот это место. Я спал здесь, под деревом у ручья. Вот под этим.
Парис дотронулся до ствола старого дуба, который отбрасывал обширную тень.
— Под голову я подложил вот этот камень.
Парис опустился на колени и погладил его.
— Я лежал вот так…
Он лег.
— Тогда на деревьях было больше листьев, но в целом все как сейчас.
Он закрыл глаза и притворился спящим.
— А потом я услышал и увидел их…
Я не слышала ничего, кроме шума ветра в деревьях.
— Кажется, с ними был еще кто-то… Мужчина. Гермес! Как я мог забыть о нем? Именно он сказал, что я должен выступить судьей и разрешить спор между богинями. Он добавил, что ничем не может мне помочь, я должен принять решение самостоятельно. Еще он сказал, что моя красота и справедливость позволяют мне быть судьей. Затем я поднялся, и они повели меня…
Он покрутил головой и воскликнул:
— Вон туда! В ту рощу.
— Пойдем же скорее туда, — сказала я.
