Я подошла к Парису и сказала:
— Пойдем. Ничего не поделаешь. — Меня охватили одновременно и грусть, и злость. — Мы должны встретить свое будущее и стойко вынести его. Боги могут поставить нас на колени, сокрушить нас, но есть величие в том, чтобы погибнуть от руки богов — но только богов. А пока мы еще не поставлены на колени. Это наше последнее обращение к богиням, к исполненным ненависти Гере и Афине.
Я посмотрела вверх, на небо. Иногда у богов вызывают восхищение смертные, которых они обрекли на гибель, если те ведут себя как достойные противники.
— Что ж, ты сделал свой выбор, Парис. Теперь мы должны принять его последствия, — закончила я.
— И ты готова быть со мной до конца? — Его голос прозвучал недоверчиво.
— Конечно. Без тебя я не существую. — Я взяла Париса за руку: она была холодной, как кувшин, простоявший всю ночь на улице.
— Елена…
Он прижался ко мне, в глазах отразилась тысяча вопросов.
— А я думала, что никогда не увижу тебя вновь! — раздался в роще резкий голос.
Я оглянулась и увидела на другом берегу пруда женщину в плаще. Она была молода, стройна. Рука Париса дрогнула. Он словно попытался выдернуть ее из моей ладони, но передумал и сжал крепче.
— Энона! — воскликнул он.
— Да, это я, Энона.
Она пошла нам навстречу стремительной походкой. При каждом шаге плащ слегка распахивался, открывая платье розового цвета. Чем ближе она подходила, тем лучше я видела ее прелестное лицо. Парис врос в землю, словно дерево, и по-прежнему сжимал мою руку. Девушка остановилась в нескольких шагах от нас.
— Вот на кого ты меня променял! Да, я слышала о ней.
Она откинула капюшон, и волосы цвета меда заструились по плечам.
— Не так уж она ослепительно красива, как о ней говорят. Почему ты так поступил, Парис? — спросила она громко, вызывающе.
Я хотела ответить, но удержалась. Отвечать должен Парис.
— Я люблю ее, — сказал он после долгого молчания.
— Ты любишь ее или то, что она дочь Зевса?
Отважная девушка обошла вокруг нас.
— Ты вырезал наши имена на всех деревьях в лесу. Ты говорил, мол, будешь со мной всегда. И вдруг исчез! Уехал. Уехал к ней.
Она обратила свое лицо ко мне.
Скажи мне, женщина, к каким уловкам ты прибегла, чтобы завоевать его? Когда он прибыл во дворец твоего мужа, почему ты стала заманивать его в свои сети?
«Я не заманивала», — хотела я сказать. Но почему я должна оправдываться? Лучше буду молчать.
— Замужняя женщина, чего тебе не хватало? Ты знаешь фокусы, которыми можно соблазнить мужчину? Или его соблазнил запретный плод? Я знаю Париса, ему нравится все запретное. По этой причине он и в Трою отправился в тот проклятый день: ему запретили туда идти. Имей в виду, женщина, сейчас, когда в тебе нет ничего запретного, он может бросить и тебя! Будь начеку!
Почему Парис молчит?
— Уходи, Энона. Ты не нужна мне, — наконец-то открыл рот Парис, но его слова прозвучали неуверенно.
— Ты так думаешь? Забыл о моем даре врачевания?
— Ну и что с того? Я не болен.
— Но ты будешь болен! Я знаю! Ты будешь мучиться от ужасной раны, и тебя принесут ко мне — ведь она не умеет лечить! Но я отвернусь от тебя, как ты отвернулся от меня, и оставлю тебя умирать.
Если она рассчитывала такой угрозой вернуть его, она плохо знала мужчин.
— Вот чего стоит твоя любовь! — заговорила я. — Дешевая у тебя любовь. Собственная гордость тебе дороже любимого. Это не любовь.
— Будь ты проклята! Ты причина всех его несчастий и еще смеешь оскорблять меня!
— Я знаю одно: если я люблю человека, я никогда не откажусь спасти ему жизнь. Даже если он заставил меня страдать. Возможно, потому, что я мать, у меня другое представление о любви.
— Мать, которая бросила свое дитя! Променяла его на любовника! Какое право ты имеешь учить меня любви?
Да, она хорошо знала, как больнее ранить меня.
— Возможно, поэтому я еще глубже понимаю любовь. Я страдала.
— А я, по-твоему, нет? — Она посмотрела на Париса. — Говори, трус! Не прячься за спину своей любовницы!
— Энона, я уже сказал тебе, что между нами все кончено.
— Еще бы, ведь ты теперь занимаешь такое высокое положение — царевич Трои, любовник царицы!
— Такова моя судьба. — Он говорил тихо, через силу. — Я родился царевичем Трои, и скрывать это было бы трусостью. А Елена мое второе «я», моя душа. Она предназначена мне с рождения.
— Тогда пусть твое второе «я» и спасает тебя, когда пробьет час! — крикнула Энона.
Она развернулась и хотела уйти, но взглянула через плечо.
— Я молила богов, чтобы дали мне увидеть тебя еще хоть раз. Боги привели тебя в эту рощу и шепнули мне на ухо, где тебя найти. Горькая встреча! Я оставляю тебя с этой женщиной, но в твой последний час даже она будет умолять меня!
Энона вскинула подбородок и закончила:
— Только напрасно, моя госпожа! Твои слезы будут как бальзам для моей души. Наслаждайтесь, вам недолго осталось!
Она взметнула плащом, и листва деревьев поглотила ее.
— Парис! — сказала я, потрясенная. — Ты не рассказывал мне о ней.
Тут я вспомнила, как Деифоб насмехался над какой-то нимфой, которую Парис бросил.
— Может, оно и к лучшему. Теперь я знаю все. Богини подвергли тебя тяжелому испытанию: встреча с женщиной, которую ты любил до меня. Ты знаешь о Менелае, я теперь знаю об Эноне. Я посмотрела ей в лицо.
Он выглядел таким раздавленным, что я решила приободрить его:
— Хорошо, что больше между нами нет секретов.
Как глупа я была, полагая, что между нами нет секретов! Ведь я ничего не знала об обещании Афродиты, о том, что она посулила Парису меня в качестве награды.
XL
Под влиянием слухов о приближении греков Трою одолела гордыня и нетерпеливое возбуждение. Слишком долго она жила в мире и спокойствии, копила оружие, возводила мощные стены и башни. И теперь обрадовалась возможности доказать свою мощь на деле. Троя жаждала дела! Проснувшись от своего золотого сна, она напряглась, как лев перед прыжком.
Конечно, эти настроения были различны среди разных поколений троянцев. Сильнее всего их выражала молодежь. Когда мы с Парисом шли по улице, молодежь приветствовала нас криками, что будет защищать «греческое сокровище» до последней капли крови. Каждый выражал готовность умереть. При этом они смеялись, сверкая белоснежными зубами, и становилось ясно: каждый уверен, что умереть придется не ему. Они наведут такой ужас на греков, что те обратятся в бегство. Только, конечно, не сразу, а после славной битвы. Троянцы не хотели лишать себя великого сражения, исход которого заранее предрешен. Ведь кто такие, если разобраться, греки? Сброд, отребье. Всякий знает, что они постоянно нападают друг на друга, как мелкие разбойники, но создать настоящую армию не способны. «Один троянец стоит десятерых греков» стало любимой присказкой в городе.
