Города-союзники прислали делегации, чтобы подтвердить свою готовность помочь Приаму. Я видела почти всех послов, и, если не считать различий в головных уборах, они все были похожи друг на друга, хотя говорили на разных языках. Мне очень хотелось повидать знаменитых амазонок — уж они-то наверняка ни на кого не похожи. Они прислали атаманшу с эскортом сообщить, что придут на помощь, если возникнет нужда.
Поскольку мое положение при дворе не определялось жесткими правилами, я действовала по обстановке. Как только до меня дошла весть о прибытии амазонок, я поспешила в мегарон Приама.
К моменту моего появления атаманша уже вручила Приаму верительную грамоту, и они обсуждали, какое количество воинов она сможет прислать. Я тихонько проскользнула в зал, встала у стенки и впилась в амазонку глазами.
Она была очень высокого роста, в военном наряде, хотя и без доспехов, в моем понимании. На ней была только льняная туника, на голове — шлем, остальные части тела открыты. Длинные волосы заплетены в косу. Рука, словно мраморная колонна, гладкая и тяжелая. Я рассматривала ладонь, которую дева-воительница положила на меч: широкая, с короткими пальцами. Когда я, вопреки стараниям сохранять неподвижность, шевельнулась, она тут же сжала меч и обернулась.
— Успокойся, Элата, — сказал Приам. — Это Елена. Не стоит нападать на нее.
Амазонка отодвинула шлем со лба, чтобы лучше разглядеть меня, и ее лицо выразило презрение.
— И правда, не стоит!
Я подошла к ней и улыбнулась.
— Я тебе друг, а не враг. Честно признаюсь, амазонки у всех вызывают большой интерес. Это правда, что вы обходитесь без мужчин?
— Не совсем, конечно. Иногда они бывают нужны. Я думаю, госпожа, ты догадываешься для чего.
Я кивнула и смущенно засмеялась.
— За исключением этого, мы в мужчинах не нуждаемся и считаем их помехой.
Теперь я рассмеялась от души. Она удивилась.
— Неужели, Елена, ты никогда не чувствовала, что без мужчин жить проще? И тебе никогда не хотелось, чтобы мужчины, выполнив свое предназначение, исчезли?
Я смеялась так, что не сразу смогла ей ответить.
— Некоторые — да. Но не все.
— Ни один мужчина не стоит тех хлопот, которые причиняет. Прошу прощения, почтенный царь. — Она обратилась к Приаму. — Я смогу выставить около сотни воинов, вот таких.
Она указала на своих телохранительниц, как на подбор высоких и мускулистых.
— Они с детства упражняются в стрельбе, учатся воевать. Сотня амазонок заменит тысячу мужчин.
— Почему вы согласны прийти защищать далекую от вас Трою? — спросила я: страна амазонок находится далеко, и я об этом знала.
— Мы не хотим, чтобы на этой земле появились греки. Мы не позволим им закрепиться по эту сторону моря. Спору нет, моя госпожа, твой вид приятен для глаз, но никого не одурачат разговоры о том, что цель греков — вернуть тебя. Они хотят поживиться в наших краях. Мы не допустим этого.
— Троянцы будут признательны вам за помощь! — ответил Приам.
Элата снова кинула взгляд на меня и усмехнулась.
— Ничуть не сомневаюсь, моя госпожа, что твой муж глубоко несчастен и мечтает вернуть тебя. Но что касается остальных — они мечтают предаться грабежу на этой земле. — Она улыбнулась. — Надеюсь, мои слова не обидели тебя?
— Нисколько, — покачала я головой. — Ты права.
Улетавшие на зиму белые аисты вернулись и гордо вышагивали по болотам. Небо стало синим-пресиним. Все приметы весны, которые всегда наполняли сердце счастьем, теперь усиливали тоску: приближалось нашествие греков. Морские пути были открыты.
Вместе с перелетными птицами возвращались и слухи, кружили по городу от дома к дому. «Греческие корабли на горизонте! Нет, это высокие волны. Греки высадились много южнее, возле Лариссы. Огромное войско движется со стороны Фракии. Соседский мальчишка видел греков собственными глазами, когда ходил к горячим источникам на гору, они вытянулись вдоль всей равнины. Двое греков пришли в город вести переговоры. Почему только двое? Не знаю, но они оба рыжеволосые. Среди греков много рыжеволосых. Мало ли кто эти двое. Нельзя же всех рыжеволосых объявлять греками. А Приам не получал известий? Нет пока».
Дни шли, и с каждым днем мои нервы напрягались сильнее. И, получив однажды распоряжение срочно явиться к царице, я испугалась. Приглашение не сопровождалось ни объяснением причин, ни вежливыми формулами. Впрочем, если учесть, что Гекуба редко звала меня, то это внимание можно рассматривать и как добрый знак.
Я не любила бывать у Гекубы, но подчинилась, что было нелегко. В Спарте я думала, что годы царствования не коснулись моей сути и не изменили характера. Теперь я поняла: если женщина была царицей, даже недолго, в душе она останется царицей до конца дней.
Войдя в царские покои, я встретила царских дочерей, которые пребывали в волнении, то сбивались в стайки, то разлетались в разные стороны. У Приама было двенадцать дочерей, но не все от Гекубы. Незнакомых лиц я не заметила — значит, собрались только дочери Гекубы. Лаодика бросилась ко мне, большие черные глаза ее светились улыбкой.
— Я так хотела, чтобы ты пришла! Вот мама-то удивится!
— Конечно! — ответила Илона. — Еще больше она удивится, если узнает, что ты пригласила Елену от ее имени.
Значит, Гекуба не посылала за мной. Я почувствовала глубокое разочарование. Утешало только то, что царевны относятся ко мне хорошо, особенно Лаодика. Говорят, охотник подолгу сидит неподвижно в лесу, чтобы звери освоились и привыкли к нему. Вот так и я вела себя с царской семьей Трои.
— Сегодня матушкин день рождения! — сказала Лаодика. — Мы хотим поздравить ее и чем-нибудь удивить.
— Ты прекрасно знаешь, что матушку ничем нельзя удивить, — заметила Креуса. — Она знает все обо всем.
— Об этом матушка ничего не знает, — упорствовала Лаодика. — Идемте украсим ее комнату, пока она вышла в гардеробную. Там она всегда задерживается надолго, поэтому время у нас есть.
Девушки украшали комнату зелеными гирляндами и полевыми цветами. Илона сгибалась под тяжестью большого подноса. Для меня работы не нашлось. Я старалась не выдать неловкость, которую испытывала, и наблюдала за младшими, Филоменой и Поликсеной. Они играли в салочки, потом присели на пол и стали играть в ладошки. С одной стороны, они были еще дети, с другой — уже женщины. Они напомнили мне Ифигению и Гермиону, которые когда-то играли вместе, и такая тяжесть навалилась на сердце, что я решила уйти. Ифигении больше не играть… А Гермиона? Что она делает в эту минуту? Если бы увидеть ее — хоть одним глазком.
— У тебя грустный вид. Отчего это? — осуждающе спросила Кассандра.
— А у тебя сердитый. Отчего это? — ответила я вопросом на вопрос.
— Она у нас всегда сердится, — поспешила на мою защиту Лаодика. — Это потому, что ее никто не слушает.
