Только к нам присоединилась Андромаха, как Илона предупредила:
— Тише! Матушка идет!
Послышались спокойные шаги, и на пороге появилась Гекуба. Она удивленно оглядела комнату, но вместо улыбки на ее лице появилось выражение недовольства.
— В чем дело, дочери мои?
— Мы пришли поздравить тебя с тем, что в этот день ровно шестьдесят лет назад ты родилась!
— Вот как! И вы считаете, что это радостный для меня день?
— Но для нас это радостный день. Мы хотели доставить тебе удовольствие. — Креуса проявила упрямство: черту характера, которую пыталась скрывать от Энея.
Гекуба с прямой спиной прошла в середину комнаты. Она двигалась как человек без возраста: в ее походке не было ни девической легкости, ни старушечьего шарканья. Она посмотрела на дочерей, и лицо ее смягчилось.
— Все мои дочери здесь. И еще жены двух моих сыновей. Тех двух, которые успели жениться, пусть остальным это служит укором! Я счастлива, имея таких дочерей, от старшей Креусы до самой маленькой, Филомены.
Наконец-то она улыбнулась.
— Мы еще более счастливы тем, что у нас такая мать! — ответила Илона.
— И мы, недавно принятые в большую семью Приама, тоже счастливы. — Андромаха обняла меня за плечи, говоря как бы от моего имени.
— А теперь, когда с любезностями покончено, чем вы хотите меня развлечь? — живо спросила Гекуба.
— Игрой, — ответила Илона.
Гекуба отмахнулась.
— Игрой! Я ненавижу игры!
— Это не спортивные состязания, матушка, а игра для ума, — пояснила Лаодика.
— Как раз то, в чем тебе нет равных, — добавила Креуса.
— Лесть получилась уж очень приторной, даже странно, что сюда не слетелись мухи, — ответила Гекуба.
— Каждая из нас положила на этот поднос какую-либо безделушку, — продолжила Илона. — Кроме Елены, конечно.
Она улыбнулась мне бесконечно милой улыбкой.
— У меня не было возможности положить что-либо на поднос, — сказала я. — Для меня он оказался такой же неожиданностью, как и для тебя… матушка, — с большим трудом выговорила я последнее слово.
— Да, теперь я тебе мать, — ответила Гекуба. — Поскольку ты лишилась собственной матери из-за несчастного… несчастного… — Она замялась, подыскивая слово, что случалось с ней крайне редко.
— Поступка дочери, — холодно сказала Кассандра.
— Сказано смело, но неточно, — тут же ответила Андромаха.
Уже все знают о моей матери, о том, что она совершила и почему. Это мое глубокое горе, мое страдание, которое теперь вынесли на всеобщее обозрение.
— Почту за честь назваться твоей дочерью, — поклонилась я.
Мне хотелось скорее прекратить разговор о моей матери, пока я не расплакалась у всех на глазах.
— И что тут у вас? — поинтересовалась Кассандра, глядя на поднос, накрытый легкой тканью.
— Мы снимем покрывало, ты посмотришь на поднос. Мы сосчитаем до десяти и снова накроем его.
— Какой в этом смысл?
— Мы хотим проверить твою память и убедиться, что ты совсем не похожа на иных советников отца, которые забывают, из какой двери вышли.
— Я запомню все, мои дорогие, не думайте, что вы можете сыграть какую-нибудь шутку. Например, подложить или убрать предмет, чтобы я начала сомневаться в своих глазах. Предупреждаю, со мной этот номер не пройдет!
Гекуба сама сдернула ткань и приказала:
— Считайте!
Ее острые глаза впились в предметы, разложенные на подносе. Не успела Лаодика досчитать до десяти, как Гекуба снова скомандовала:
— Накрывайте!
— Так быстро? — не поверила Илона.
— Я не была бы царицей Трои без малого сорок лет, если бы не запоминала каждый предмет, который попадается мне на пути, и каждое услышанное слово. Признаюсь, есть такое, что я предпочла бы забыть.
— Хорошо, матушка. Теперь перечисли, что ты видела. Если какую-нибудь вещь забудешь, не получишь ее в подарок.
Гекуба прикрыла глаза.
— Я вижу все предметы, как они были разложены на подносе. Вы должны будете объяснить мне смысл тех подарков, которые я вспомню. В левом нижнем углу в горшочке гроздь мелких сушеных ягод, похожих на изюм, но не изюм. Рядом — пучок какой-то травы. В центре подноса был сверток ярко-синего цвета. Потом эбонитовая шкатулка с рисунком в виде расходящейся спирали. Очень длинное белое перо…
При этих словах я вздрогнула. Она продолжала:
— Пушистое, воздушное. Огромное яйцо, его размер наводит на мысль о богах. Далее бронзовый браслет, наконечник стрелы, серьги в виде колец, тоже бронзовые.
Она перечислила еще дюжину предметов, самых обычных. Закончив, она открыла глаза и спросила:
— Ну что?
Илона, глядя на поднос, ответила:
— Ты ничего не забыла…
— Ну-ну, не расстраивайся так. А теперь расскажите, кто из вас какие из этих подарков положил и для чего.
— Я дарю тебе целебные травы, матушка, — ответила маленькая Филомена. — Я сама собрала их в поле. Они принесут тебе покой и добрые сны. Их нужно залить водой, настоять на солнышке, а потом пить маленькими глотками.
— Благодарю тебя, моя радость. Добрые сны мне очень нужны.
— Я положила сушеные вишни, — сказала Поликсена.
— Что такое вишни?
— Это ягоды, которые растут далеко, по ту сторону Черного моря. Я нашла их у одного торговца на ярмарке. Они очень сладкие и, как сказал купец, в свежем виде красного цвета.
— Подумать только — по ту сторону Черного моря! Я слышала, что восточнее Черного есть еще одно море, поменьше. Не знаю его названия, если у него есть название. Спасибо тебе, моя девочка, — кивнула Гекуба.
Илона протянула ей маленький горшочек, и Гекуба положила в рот несколько сушеных ягод.
— Вкусно!
— А я приготовила тебе перо страуса, — сказала Илона. — Говорят, у египетского фараона веера из страусовых перьев. Я подумала, что у царицы Трои тоже должно быть такое перо.
— А я положила страусиное яйцо, — сказала Креуса, подняв и показывая яйцо. — Это самое большое из всех птичьих яиц. Больше орлиного и журавлиного.
И лебединого, подумала я. Я видела яичную скорлупу, она голубая, как гиацинт.
— Не думаю, что из него кто-то вылупится, — заметила Гекуба. — А это что за синяя ткань?
— Эта ткань из далекой восточной страны, еще дальше той, где растут вишни, — ответила Лаодика.
Она развернула ткань и подбросила ее. Та затрепетала в воздухе, как страусиное перо. Она напоминала голубую дымку, прозрачную и призрачную.
