— Нет, мужчинами он тоже не интересуется.
— Может, он дал клятву Артемиде? Хотя взрослые мужчины не могут…
— О чем вы тут шепчетесь, как две заговорщицы? — Кастор, выйдя из дворца, направлялся к нам.
— А мы и есть заговорщицы. У нас нет другого выхода, — ответила я.
— Ты уже сделала выбор? — спросил он, широко улыбаясь и скрестив руки на груди. — Я никому не скажу, клянусь.
Он сделал шутливый жест, изображая торжественную клятву.
— А ты на моем месте кого бы выбрал? — спросила я. Я всегда ценила его мнение, но оба моих брата до сих пор ни словом не обмолвились ни об одном из женихов.
— Все зависит от кого, какую жизнь я хотел бы вести, — ответил Кастор. — Тихую, или воинственную, или богатую. Но я же не ты, сестричка.
— Я еще никого не выбрала, — призналась я. — Я исключила некоторых, совсем неподходящих, но все равно осталось много кандидатов.
— Сестричка, тебе это должно льстить. Как известно из истории и легенд, нет ни одной женщины, руки которой добивалось бы столько охотников, ты только подумай!
— Меня это ничуть не радует. Я вообще не хочу выходить замуж, но знаю, что должна.
— Не уезжай! Не оставляй нас! — вдруг не выдержала Клитемнестра. — Я крепилась, но сейчас, при мысли, что ты скоро уедешь, не могу молчать. Мне повезло. Микены не столь далеко от Спарты, поэтому мы не чувствовали разлуку так остро. Но если ты будешь далеко… Нет, я не вынесу этого!
Взрыв ее чувств потряс меня. Даже отец с матерью так не переживали предстоящую разлуку, смирившись с ее неизбежностью. Я была растрогана до глубины души и обняла сестру. Кастор подошел и положил руки нам на плечи. Нежность переполняла меня.
— Любимая сестра, любимый брат! — сказала я. — Я никогда никого не полюблю так, как люблю вас.
И едва эти слова слетели с моих губ, я услышала смех Афродиты — Афродиты, которой я так упорно пренебрегала. И смех ее был презрительным и злым.
— Говорят, он уже показался на горизонте, — объявила мать.
Она вошла в мою комнату еще до того, как рассвело, и склонилась надо мной. Я открыла глаза и в полумраке увидела ее фигуру. Она нежно коснулась меня.
— Уже? Так скоро? — пробормотала я и, привстав, облокотилась. Мне хотелось отдалить неизбежное, но мое будущее уже замаячило на горизонте.
— Бедная, бедная моя Лебедушка! — Мать присела на край кровати и прижала меня к себе.
— Неужели нет никакого выхода? — воскликнула я.
О, как же я не хотела замуж, не хотела связывать себя с мужчиной! Но с другой стороны, мне хотелось свободы, хотелось увидеть мир без покрывала, хотелось вырваться из клетки, в которой я жила. А освободить меня, сломать решетки может только замужество. По правде говоря, будь моя воля, вместо того чтобы менять клетку на мужчину, я бы избавилась от того и от другого и улетела куда глаза глядят.
— Как же нет выхода? Каждый жених предлагает тебе свой, — ответила мать.
Ее лицо выражало печаль. Она тоже жаждала выхода, который избавил бы ее от беспощадной власти времени, лишившей ее молодости. Женщина, которая выдала замуж дочерей, — старая женщина, она больше не может претендовать на внимание Зевса. Даже мечтать об этом не имеет смысла. Перья в шкатулке пожелтеют.
— Но ведь женихи полностью меняют жизнь!
— Только один, моя дорогая, только один. Остальные возвратятся к себе домой и изменят жизнь какой-нибудь другой женщины. Так уж заведено от века. — Мать отерла слезы и улыбнулась.
— Я хочу жить как можно ближе к вам, — сказала я. — Я не хочу уезжать далеко.
Мать погладила меня по волосам.
— Нельзя выбирать мужа по географическому принципу. Ты должна выбрать того, кто тебе больше всех нравится, а не того, кто живет рядом или согласен поселиться в Спарте.
— Пора вставать, нужно встретить Менелая, — сказала я, поднимаясь.
Богини, наверное, вразумят меня. Нужно верить и ждать.
Матушка понимающе посмотрела на меня.
— Надень самый красивый наряд, Лебедушка. Хотя, мне кажется, ты и без моего совета хотела так поступить.
Я выбрала тунику и плащ из тончайшей шерсти цвета розовой зари. Мне с детства говорили, что это мой цвет. Ткань окутала меня словно облако. Я надела золотые серьги с аметистами и тяжелый золотой браслет. Никаких ожерелий, они только испортят впечатление.
— Он достиг окрестностей Спарты, — сообщил Полидевк. — Скоро будет здесь. Может, открыть ворота и встретить его?
Восходящее солнце позолотило его волосы, и я вдруг увидела, как красив мой брат. Отец подошел и встал рядом со мной.
— Да, конечно! — подтвердил он. — Менелай заслуживает почетного приема. Он заставляет меня краснеть. Не помню, что я совершил в честь твоей матери, но уж точно не бежал дни и ночи напролет.
Отец хлопнул в ладоши и дал знак слугам открыть ворота, выходившие на дорогу, которая вела под гору к реке.
Что ж, может, вначале ты ничего выдающегося и не совершил, подумала я об отце. Зато потом выдержал слухи и сплетни о матери и Зевсе.
К нам присоединились Кастор и матушка. Клитемнестра, большая любительница поспать, никогда не вставала до света.
Мы стояли у ворот и смотрели на горный склон. Далеко внизу виднелись ивовые заросли, нависавшие над водой. На тропинке вдоль поля стояли любопытные. Послышались одобрительные возгласы и аплодисменты. На тропинке показалась фигура человека, которые двигался медленно, с трудом отрывая ноги от земли, размахивая руками.
— Быстроногим его не назовешь, — заметил Полидевк. — Среди нас он вряд ли стал бы победителем.
— Мы никогда не устраивали соревнований, которые продолжались бы сутками, — ответила я. — Я очень сомневаюсь, что кто-нибудь — даже ты — смог бы пробежать столько времени без передышки. Послушаем, что он расскажет.
Брат пожал плечами. Мне — я ведь так любила бегать — было интересно узнать, что чувствует бегун, одолевая леса, поля, холмы, болота. Это особый вид бега — не на скорость, а на выносливость.
— А я бегаю быстрее! — Откуда ни возьмись, рядом с нами появился этот странный ребенок, Ахилл. Он выскочил из ворот и бросился вниз по склону. У подножия горы он встретился с Менелаем, повернул и побежал в гору вместе с ним. Хорошо выспавшийся, только что стартовавший мальчишка, конечно же, бежал быстро. Он обогнал Менелая, обдав его фонтаном камешков.
Высоко задирая ноги и тяжело дыша, Ахилл влетел в ворота, поднял руки и ликующе заорал:
— Я быстрее! Быстрее!
Отец почти не обратил на него внимания, едва кивнул головой и отодвинул в сторону. Тогда Ахилл начал скакать на месте, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Но все взоры были обращены на Менелая, который тяжко преодолевал подъем. Вряд ли это можно было назвать бегом, он выглядел совершенно изможденным и еле-еле отрывал ноги от земли.
