Тут подошел отец и обнял Менелая.
— Сын! — обратился он к нему.
Следом подошли Кастор с Полидевком. Если они и сожалели о том, что теряют право на наследование трона, который теперь перейдет к Менелаю, то не подали виду. Ведь если бы я, как Клитемнестра, покинула Спарту, уехав вместе с мужем-царем, власть от отца перешла бы к ним.
— Рад приветствовать тебя, новый брат! — сказал Кастор.
Полидевк похлопал Менелая по спине.
— Давай как-нибудь посоревнуемся с тобой в беге, не возражаешь? Но ты выиграл главные соревнования в своей жизни!
Матушка взяла Менелая за руки, а Клитемнестра обняла меня.
— Теперь мы дважды сестры, — шепнула она. — Я так счастлива!
— Когда же день свадьбы? — спросил Агамемнон. — После свадьбы ты должна будешь поехать в Микены и провести там первую брачную ночь.
— Скоро, — ответила я. — Сразу, как только будут сделаны приготовления. А они не займут много времени, ведь вся семья в сборе.
Неожиданно меня охватило нетерпеливое желание не просто шагнуть, а броситься навстречу будущему.
XIII
Боги сами назначили этот день: конец весны, самое теплое ее время, когда природа переполнена радостью жизни. Нам с Менелаем предстояло дать друг другу обет в нашей роще, которая раскинулась за дворцом. Отец с матерью хотели, чтобы церемония прошла во внутреннем дворе, но я там бывала каждый день и предпочла другое место для этого священного события.
В день свадьбы я надела свой самый лучший наряд — золотой. Весь день накануне я постилась и соблюдала все обычаи, как положено перед замужеством. Я сделала все — о боги, воистину так! — чтобы мой брак был счастливым.
В роще стояла тишина, только ветерок слегка покачивал верхушки деревьев. Я пришла в сопровождении родителей. Мое лицо покрывало тончайшее полотно. У меня опять возникло чувство, что все происходит во сне, а не наяву. Но когда подняли покрывало, я увидела рядом с собой Менелая. Он взволнованно улыбался, лицо его было бледно.
Жрица Персефоны, с которой связан наш род, вела церемонию. Она была молода, в зеленом балахоне почти того же цвета, что и трава у нее под ногами. Она посмотрела в лицо сначала мне, а затем Менелаю.
— Менелай, сын Атрея, ты стоишь сейчас перед лицом всех богов Олимпа и должен дать священную клятву, — произнесла она. — Ты хочешь взять в жены Елену Спартанскую?
— Да, — ответил Менелай.
— Тебе известны все открывшиеся в прорицаниях предначертания богов, которые касаются твоего рода и рода Тиндарея?
Нет, конечно же, не все. Ему не известно предсказание сивиллы, откуда оно может быть ему известно?
— Да, — ответил Менелай. — Я принимаю волю богов.
Жрица подняла гирлянду цветов и велела нам крепко взяться за руки.
— Как переплетены эти цветы, должны переплестись оба ваших рода.
Она кивнула своей помощнице, и та поднесла золотой кувшин.
— В этом кувшине — священная вода Кастальского источника из Дельф. Наклоните головы. — Жрица полила немного воды нам на волосы. — И да пребудет с вами высшая мудрость во веки веков.
Размотав красную нить со своего запястья, жрица попросила нас дотронуться до нее.
— Тот, кто коснулся этой нити, прикоснулся к поясу верности. И да пребудет с ним правда во веки веков.
Жрица подозвала другую помощницу, и они вдвоем обошли нас, держа сосуды с курительными благовониями.
— Пусть наши молитвы дойдут до богов.
Мы молчали. До сих пор я не произнесла ни слова.
— Закройте глаза, обойдите друг вокруг друга, — приказала нам жрица, что мы и выполнили, спотыкаясь. — Да пребудете вы членами одного круга и одного рода во веки веков.
Опять мне не задали никаких вопросов, от меня не попросили никаких обещаний.
— Отныне она принадлежит тебе, — резко произнесла жрица. — Возьми ее за руку.
Менелай протянул руку и сжал мое запястье: этот ритуальный жест означает, что мужчина добыл себе жену. Он восходит к тем временам, когда мужчины похищали женщин, а теперь, конечно, носит символический характер.
Потом Менелай сделал свой личный жест. Он подозвал слугу, тот протянул резной деревянный ящик. Открыв его, Менелай вынул массивное ожерелье из золотых колец, которое показывал Агамемнон. Менелай благоговейно поднял его и надел мне на шею. Ожерелье легло мне на плечи, тяжелое, как ярмо. Нижние кольца свешивались на грудь. Я почувствовала бремя супружества, и оно придавило меня к земле.
Количество и блеск золота поразили людей, я бы сказала — ослепили их. Они ничего не видели, кроме сияния этого желтого металла.
Мы вернулись во дворец, и начался брачный пир. Вся центральная часть дворца вместе с мегароном преобразилась. Цветущие ветви мирта и розовых кустов обвивали колонны, воздух благоухал, гостей повсюду встречали огромные гирлянды живых цветов. Все желающие могли принять участие в пире, предаться беззаботному веселью, прежде чем отправиться в обратный путь к своим крепостям, окруженным серыми каменными стенами, к своим островам, омываемым морскими волнами.
Отныне я буду путешествовать в сопровождении Менелая, а не отца. Отныне и всегда будет так. Я неуверенно протянула ему руку. Он пожал ее и не мог не заметить, как она холодна, нежно притянул меня к себе, прижал к своей груди и прошептал:
— Никак не могу поверить, что ты моя. Не могу поверить, что всегда, всю жизнь, мы будем просыпаться рядом.
Я тоже не могла в это поверить.
— Сейчас нужно думать о сегодняшнем вечере и о завтрашнем утре, — только и ответила я.
Но что о них думать — я не знала. Я не была готова. Я понятия не имела, как доживу до утра.
— Послушай, брат! — весьма кстати прервал нас Кастор.
Менелай оглянулся на зов. К счастью, мы принадлежали не только друг другу, по крайней мере пока.
Я обняла матушку. Она дрожала — или мне показалось?
— Дорогое мое дитя, — сказала она, — я счастлива за тебя, я счастлива за себя, я счастлива, что нам нет нужды расставаться!
— Я всегда буду рядом, — ответила я.
К нам подошел отец.
— Дело сделано, — оживленно сказал он. — И сделано хорошо. А они, — он показал рукой в сторону женихов, — они разъезжаются по домам вполне довольные. А уж я-то как доволен, что они разъезжаются по домам!
Сквозь шум людских голосов до слуха долетели нежные звуки флейт.
— Вот он, день твоей свадьбы, — сказала матушка.
Я почувствовала, что слезы подкатывают к глазам.
