— Ты науськал? — Она развернулась на каблуках.
— Почему сразу «науськал»? — Он поймал Тень за руку. — Прости меня, Эмьюз. Не знаю, за что, но прости! Так дальше нельзя. Давай поговорим.
— Двадцать третье правило Тэсори, — смерив мальчишку презрительным взглядом, объявила она. — Чтобы испортить отношения, их достаточно начать выяснять.
— А если ничего не выяснять, понимание не настанет, — возразил Клаус.
— Ты все равно ничего не поймешь! — Для верности Эмьюз даже топнула ногой.
Мальчишка бессильно взвыл. Он сам был мастером возводить вокруг себя стены, но этот тупик виделся непреодолимым. Клаус не испытывал ни малейшего желания добиваться правды под прицелом любопытных глаз.
Холл пропал. Тень обнаружила себя… в кухне. Свет не горел. На столе застыли три чашки и чайник.
— Это похищение? — сердито осведомилась она.
— Считай, как хочешь, — отмахнулся мальчишка. — За что ты так со мной?
— Я брежу! — всплеснула руками Тень. — Ты начал первый! Избегал меня, а до того швырялся цветами.
— Цветком, — поправил Клаус. — Но разве не ясно? Я… люблю тебя и ненавижу себя!
Эмьюз остолбенела. Мальчишка бессильно опустился на стул. Такой Клаус не выглядел ни надменным, ни самоуверенным. Просто несчастный усталый человек. Ей нестерпимо захотелось обнять его, прижать к себе и рассказать, что все непременно кончится хорошо. Не важно что и не важно как, но хорошо.
— Молчишь? — В темноте бледное личико Эмьюз казалось призрачным.
— Жду, что ты скажешь дальше, — неожиданно кротко призналась она.
— Мне, наверное, нечего больше. — Клаус шумно выдохнул.
— Почему ты себя ненавидишь? — спросила Тень.
— Да потому, что всегда говорю что-то не то. — Он судорожно заправил волосы за ухо. — Чего я тогда вспомнил Коллоу? Плевать на него, слышишь? Плевать!
— Из тебя не получится Связного, если тебе уже наплевать на своего Танцора, — назидательно произнесла девочка.
— А, может, я вовсе не ему жажду служить? — Клаус развернулся. — Может, я хочу служить только тебе одной.
Густой мрак придавал мальчишке смелости.
— Следовать за тобой куда угодно, выручать, когда требуется. Жить, пока жива ты, и умереть с тобой в один миг. — Слова лились сами собой. — Всегда быть рядом. Даже если ты так и останешься… чужой.
— Как же «чужой», — пролепетала Эмьюз.
— Между нами несколько шагов, но я не смею сделать их. — Он зажмурился. — Боюсь опять что-нибудь ляпнуть, чтобы не перечеркнуть то шаткое подобие отношений, сохранившееся у нас. Ты ведь не представляешь, как тяжело говорить?
Трепетное сердечко не выдержало. Тень метнулась к Клаусу и прильнула к нему, как к родному.
— Мы не чужие. Я очень люблю тебя, ты мой друг. Если бы не ты, никакой меня уже бы не было, — шептала она.
— Так «любишь» или все же «друг»? — Он поймал ее ладонь и прижал к своей груди.
— Ты задаешь слишком сложные вопросы, — оторопела девочка.
— Возможно, — согласился Клаус. — Не отвечай. Так у меня есть надежда.
Мальчишка смотрел ей прямо в глаза. Мрак и тишина, как тогда на Звездном. Тут бы сказать про Гримма и расставить все точки раз и навсегда, но язык не слушался. Эмьюз, как завороженная, таращилась Клаусу в лицо. Оно не было ни красивым, ни даже симпатичным: острые скулы и подбородок, громадный носище, широкие черные брови, тонкие губы, взгляд зверя. Но отчего-то именно это лицо казалось родным.
Не то в комнате сделалось жарко, не то девочку бросило в жар. Клаус встал и осторожно приподнял голову Эмьюз за подбородок. Такой возмутительный жест в его исполнении превратился в нечто трогательное. Мелькнула шальная мысль: «Или все же расставлять точки придется с Гриммом?».
Удивительное чувство обезоруживало.
— Закрой глаза, — шепотом попросил мальчишка.
— Зачем? — удивилась Тень.
— Не знаю. Наверное, так положено, — смутился Клаус.
— Положено делать что?
— Хотя бы помолчи, — шутливо взмолился тот. — А то я совсем растеряюсь.
Несколько мгновений тишины… и в замке заворочался ключ. Скрипнула дверь, обиженно всхлипнули половицы…
— Карл, — процедил мальчишка.
Кухня пропала. Снова холл и разбредающиеся по комнатам студенты. Подружки нашли Эмьюз сразу. Они налетели шумной стайкой и увлекли девочку за собой. Тень пока могла смотрела на одинокую черную фигуру в толпе.
На следующее утро девочка поспешила повидаться с Клаусом, но его отец сказал, что тот в срочном порядке покинул город на несколько дней по неотложному делу. И все, что грело душу, снова растаяло. Так же как исчез мальчишка без предупреждения и объяснений.
Из соображений конспирации перед вылазкой в катакомбы под аббатством Эмьюз почти не встречалась с Гриммом. Они проходили друг мимо друга с безразличными физиономиями, так чтобы никто в целом мире не заподозрил заговора. Конечно, парень отыскал альтернативный вход за каменные двери. Оставалось выдумать предлог пробраться на территорию без надзора. И вот это стало неожиданной проблемой.
Связная Сэра Хьорта — Дороти Пейдж или «бабуля Дот», — оказалась форменным тюремщиком. Она забирала девочку из аббатства и отправляла в университет по окончании занятий. Дот не позволяла Эмьюз задержаться ни на минуту. И ни одна причина не могла заставить ее изменить решение. Тень бездарно тратила время.
* * *
— Как я рад, дружище! — Барбара резво тряс запястье Клауса. — Надоело просиживать геройские штаны за партой? Ты совсем тощий. Осунулся, круги под глазами… Влюбился? Плохо спишь? Доконали профессора?
— Да… один добрый профессор, — усмехнулся мальчишка. — А ты чего такой болтливый?
— Ну так столько не виделись! — развел руками Брэд. — Посылай своего препода вдаль. Здоровье не купишь.
— Я вообще-то к тебе по делу, — сообщил Клаус.
— К черту дела! — запротестовал тот. — Я знаю как минимум еще одного человека, который обрадуется тебе не меньше меня. Вперед!
— У меня нет ни пропуска, ни документов, — замялся мальчишка.
— Предоставь это мне, — отмахнулся Реконструктор. — Топай!
Сопротивляться неуемному энтузиазму приятеля не получилось. Клаус покорно поднялся за Барбарой по парадной лестнице. За окошком проходной дежурила до боли знакомая дама.
— О! Наш студентик пожаловал, — приветливо улыбнулась она. — Только дальше я вас не пущу. Скажи-ка лучше, мальчик, какими судьбами?
— Алмаз сердца моего, смени гнев на милость! — Брэд облокотился на узкую стойку и одарил госпожу Пенелопу таким взглядом, от которого Клаус едва ни расхохотался.
