2
Весь день Яков лазал по горе. Он набрал в дерюгу травы, отнес в хлев и вернулся к лесным склонам. Первое время пастухи часто избивали его, но Яков научился давать сдачу. Он ходил с дубовой палкой, наловчился лазать по горам с проворством обезьяны, знал, какие травы и коренья полезны для коров. Он умел все, что здесь было необходимо: добывать огонь из камня, натирая его сучком, доить коров, принять появившегося на свет теленка.
Он собирал для себя грибы, черные и красные ягоды, — все, чем богата была земля. Ванда, дочь Яна Бжика, каждый вечер приносила ему ломоть черного хлеба с отрубями, иногда — репу, морковку, луковицу, а то и яблоко или грушу из сада. Поначалу Бжикиха пыталась уговорить его отведать каши со свиным жиром. Ян Бжик подсовывал ему колбасу. Но Яков не поддавался. Он не ел трефного, в субботу не ходил собирать траву, заготавливая корм для коров накануне. Со временем крестьяне оставили его в покое.
Но девки, которые ночевали в хлевах, и те, что пасли овец, дразнили его по сей день. Им нравилась его рослая фигура. Они приходили к нему поболтать, посмеяться и вели себя при этом не лучше коров. При нем они справляли свою нужду. Чтобы показать место, укушенное комаром, они задирали платье, оголяя колено, ляжку или даже выше. Они говорили ему без обиняков: идем, ляжем! Но Яков был слеп и глух. Они были не только развратны и уже одним этим грешны, но к тому же еще нечистоплотны — с насекомыми в одежде, с нечесаными волосами и нередко с чирьями и прыщами на коже. Они употребляли в пищу дохлых птиц и всякую нечисть, водившуюся в земле. Были и такие, которые не умели говорить. Они мычали, как животные, объясняясь жестами, смеялись и выли, как сумасшедшие. В деревне было полно уродов детей со вздутыми, огромными головами, больных падучей болезнью, шестипалых или с отвратительными наростами на теле. Уродов вместе с коровами держали на горе, и они со временем дичали. Парни и девки совокуплялись у всех на виду. Девки беременели. Но оттого, что они целыми днями лазали по горам и таскали тяжести, у них по большей части бывали выкидыши. Здесь не было акушерки, и роженицы сами перерезали себе пуповину. Когда младенец умирал, его, некрещеного, закапывали в ямку или бросали в горный поток. Женщины во время родов сплошь да рядом исходили кровью. Но даже в тех случаях, когда спускались в долину за ксендзом Джобаком, чтобы он отпустил умирающей грехи, его нельзя было заполучить, так как, во-первых, Джобак хромал, во-вторых, всегда был пьян…
По сравнению с этими существами старшая дочь Яна Бжика, вдова Ванда выглядела горожанкой. Она носила юбку, кофту, передник и косынку. Объяснялась она на понятном языке. Муж ее Стах погиб от молнии. Деревенские парни и вдовцы липли к ней, но она всем давала отпор. Ванде было двадцать пять лет. Она была белокура и синеглаза. У нее была белая кожа. Волосы она заплетала в толстые косы, которые выкладывала вокруг головы венком. Когда она улыбалась, на ее щеках появлялись ямочки. Зубы у нее были крепкие, и она раскусывала ими любые орехи. Нос точеный, скулы узкие, пальцы ног прямые, без изъянов. В деревне ее называли "паненкой". Ванда была мастерицей шить, вязать, готовить и рассказывать истории, от которых волосы на голове становились дыбом. Яков отлично знал, что ему не следует с ней проводить время. Но если бы не Ванда, он забыл бы, что у него во рту имеется язык. Кроме того, она помогала ему соблюдать еврейские законы. Когда ее отец, бывало, велел Якову топить в субботу печь, Ванда вместо него разжигала лучину и подкладывала дрова. Она тайком от родителей приносила ему ячменную кашу, мед, плоды из сада, иногда — огурец с огорода. Однажды, когда Яков вывихнул ногу и у него распухла щиколотка. Ванда вправила ему сустав и сделала примочку. В другой раз, когда змея ужалила его в плечо, Ванда, прильнув к ране, губами высосала яд. Когда он болел, она ставила ему пьявки. Эта Ванда не раз выручала его из беды.
Но Яков понимал, что все это искушения сатаны. Ведь он тосковал по ней целыми днями и не мог побороть эту тоску. Как только наступало утро, он считал, когда она, наконец, придет. Яков устроил себе на камне солнечные часы и то и дело поглядывал на них. В те дни, когда Ванда из-за ливня или грозы не могла прийти к нему, он бывал сам не свой. Он просил Бога уберечь его от худых мыслей, но они возвращались к нему снова и снова. Как он мог уберечь чистоту своих мыслей, когда он не имел ни тфилин, ни цицес
. Даже праздников он не мог соблюдать, как положено, потому что у него не было календаря. В дни новолуния он отмечал молитвой наступление нового месяца. Четвертый год он встречает здесь месяц адар. Но не исключено, что он ошибается в счете…
Сегодняшний день был теплым и долгим, по расчетам Якова — четвертый день тамуза. Он нарвал огромный ворох травы и листьев. Затем он приступил к молитвам — учил все те же главы Мишны и страницы Талмуда, которые повторял изо дня в день. Он читал Псалмы, а также составлял для себя молитву на идиш, в которой просил Всевышнего вызволить его из плена и вернуть в еврейство.
Яков съел хлеб, оставшийся со вчера и сварил на своем очаге горшочек каши. После еды он снова молился. Почувствовав усталость, он прилег во дворе под деревом. Якову приходилось держать собаку. Собаки охраняли пастухов, а также коров от разных диких зверей. Первое время Якову был не но душе этот черный пес с острыми зубами и длинной мордой. Он терпеть не мог его лая и лизания. Не похожи ли злодеи на собак? Яков помнил, что говорится в Талмуде насчет собак. Он знал и то, что Ари и другие каббалисты причисляют собак к нечистым. Но со временем Яков привык к этому псу. Он дал ему даже имя Валаам.
Яков закрыл глаза. Солнце по-летнему пронизывало ему веки красным светом. Дерево было усеяно птицами. Они щебетали, пели, заливались. Яков полудремал, полубодрствовал. Он весь погрузился в усталость своего тела. Значит, так было угодно Богу… Было время, когда Яков не переставал молить о смерти. Даже подумывал о самоубийстве. Но постепенно он стал привыкать к чужбине, к своей оторванности, к тяжкому труду. Упало яблоко. Где-то далеко закуковала кукушка. Яков приоткрыл веки. Сквозь сплетение ветвей, как сквозь сито, пробивалось солнце. Свет падал паутинками, переливаясь всеми цветами радуги. Последняя пылающая росинка метала огненные копья. Небо было голубым, без единого пятнышка. Конечно, нелегко верить в Божью милость, когда знаешь, что злодеи закапывают живых детей. Но все же мудрость Божья видна во всем. Яков заснул, и ему сразу стала сниться Ванда.
3
День кончился. Наступил вечер. Солнце клонилось к западу. В вышине парил орел — медленно, величаво, словно небесный парусник. И хотя небо оставалось чистым, над лесными склонами клубились клочья молочно-белых туманов. Они ползли и курчавились, пытаясь изобразить лицо. Они напоминали Якову первичную материю. Стоя возле хлева, Яков обозревал необъятное пространство. Горы были необитаемы, как в дни сотворения мира. Лес поднимался ступенями: сначала лиственные деревья, за ними — сосны и ели. Еще дальше возвышались скалы. На их вершинах белел снег, серые полотнища которого, сползали вниз к лесным просекам, готовые закутать в саван весь мир.
Сразу после вечерней молитвы ноги Якова сами повели его к холму, откуда можно было видеть дорожку, ведущую в деревню. Яков взобрался на валун. Да, Ванда шла к нему! Он издали узнал ее фигуру, ее косынку, ее походку. Высокая Ванда казалась отсюда крохотным человечком величиной с палец. Из тех гномов или карликов, про которых она рассказывала столько историй. Маленькие человечки жили в дуплах деревьев, в трещинах камней, под шапками мухоморов и с наступлением сумерек выходили порезвиться. Они были одеты в крошечные зеленые плащи, синие колпачки и красные сапожки…
