Абрам окинул ее оценивающим взглядом:
— Пошли потанцуем, маленькая маска.
— Еще успеем, вечер только начинается, — отвечала маска на идише. — Какой же ты старый. Седой, как лунь.
— Человек моложе не становится — только старше, — ответил Абрам. — Кто ты, крошка?
— Секрет.
— Твоя внешность мне знакома. Скажи, ты давно меня знаешь?
— Тысячу лет.
— Не невестка ли ты реб Бериша Камейки?
— Ошибаешься.
— Родственница Пжепьорко?
— Опять не угадал.
— Кто же тогда?
— Просто еврейская девушка.
— Естественно. Кто ж еще?
— Я слышала, Натан болен.
Абрам оживился:
— Так ты и Натана знаешь? Значит, из наших! Меня не проведешь. Снимай маску. Открой свое прелестное личико.
— А я надеялась, ты угадаешь.
— Ах, моя маленькая прелестная маска! Ты меня заинтриговала.
Абрам обнял ее за талию и повел, пробираясь сквозь толпу, в соседнюю комнату. Ему хотелось угостить ее вином. Дышать с каждым шагом становилось все труднее. Слава Богу, что здесь, на балу, он не один, не одинок. У него есть все шансы найти себе женщину, он еще может нравиться. Маска охотно шла за ним. Он жадно вдыхал аромат ее духов. Перед ним мелькали знакомые лица. Большевик Бройде шествовал с хромой портнихой Лилей. Он увидел Гину с низкорослой девушкой, в свое время она снимала у нее комнату. Абрам с достоинством поклонился и помахал им рукой. Обе женщины посмотрели ему вслед с удивлением, смешанным с презрением. Абрам нахмурился. Нет, кто его спутница, он догадаться не мог.
— Кого еще ты знаешь из моей семьи?
— Кого только я не знаю! Пиню, Нюню, Копла.
— Копла? Стало быть, ты довоенная штучка.
— Да, не вчера из яйца вылупилась.
— Копл в Америке. Я слышал, у него там неприятности.
— Да, промышлял спиртным.
Абрам помолчал.
— Черт возьми, все она знает! Ты и будущее предсказывать умеешь?
Сквозь узкие прорези на него смотрели блестящие черные глаза. И тут его охватило жуткое чувство. А вдруг она — Ангел Смерти? Он совершенно протрезвел. Вспомнил, что у него больное сердце, что у Иды операция, что Адаса ждет, когда он найдет Асу-Гешла. «Боже, что со мной? Как же низко я пал!» Он испытал желание бросить эту незнакомку, убежать домой, залезть под одеяло. Вместо этого он вновь крепко обнял ее. «Не все ли равно, в конце концов, когда умирать». И тут его осенило: женщина в маске была Маня, служанка Мешулама, помощница Наоми. Черная Маня, как они ее называли.
3
Отыскать Адасу Асе-Гешлу никак не удавалось. Впрочем, особого желания найти ее он не испытывал. И то сказать, какой смысл таскаться по залу с собственной женой? Он оглох от громкой музыки, яркий свет слепил глаза. Он зашел в буфет и, взяв стакан пива, сел за столик. И что они так веселятся, эти рассеянные по всему свету бродяги? Бога они лишились, миром не овладели. «Нет, не могу больше, — пробормотал он. — Задыхаюсь». И тут до него донесся знакомый голос:
— Nun, gezweifelt ist genug…
Он открыл глаза и увидел Герца Яновера. Фрак измят, вместо галстука развевающийся бант, бакенбарды за время их последней встречи совсем поседели. Рядом с ним стояла высокая девушка, смуглая и стройная, с чуть вытянутыми, правильными чертами лица и большими черными глазами. Волосы, отметил про себя Аса-Гешл, были не по моде длинные, шелковое платье без украшений. Несмотря на то что была она брюнеткой с оливковой кожей, что-то в ее внешности было неуловимо нееврейское; скорее, француженка или итальянка, подумал Аса-Гешл, — таких женщин он в Швейцарии навидался. По какой-то неясной причине девушка эта напоминала ему монашку.
— Хочу познакомить тебя с очаровательной женщиной, — говорил меж тем Герц Яновер. — Пани Барбара Фишелзон — Аса-Гешл Баннет. — Говорил он по-польски, и голос его дрожал от возбуждения.
Аса-Гешл вскочил и, сбиваясь, поспешно сказал:
— Садитесь, прошу вас.
— Мой почтенный друг — философ, — продолжал Герц Яновер на своем витиеватом польском языке, не без некоторой иронии. — Сия прелестная дама, представьте, — тоже мыслитель. Только что из Франции. Училась у знаменитого Бергсона.
— Господин Яновер, как всегда, несколько преувеличивает, — вступила в разговор дама. — Я просто студентка.
— Скромность — высшая добродетель, — провозгласил Герц Яновер. — Пани Барбару я имел честь знать в бытность ее совсем еще ребенком. А теперь она на голову выше меня — и в прямом, и в переносном смысле.
— Пожалуйста, не принимайте его слова всерьез. Он выпил лишнего.
— Вы не хотели бы ненадолго присесть? — осведомился Аса-Гешл. — И ты тоже, Герц.
— Я должен вернуться к своей половине. А где ваша супруга?
— Адаса? Я ее потерял.
— Потерял, говоришь? По Фрейду, это подсознательное стремление высвободиться из брачных уз. На твоем месте я не был бы столь безмятежен. Адаса — женщина еще весьма привлекательная.
Аса-Гешл покраснел.
— Не болтай ерунду, Герц, — сказал он.
— Как знать, как знать. Будем надеяться, что ей не надоест вся эта вакханалия. — И он, прощаясь, махнул рукой. — Au revoir. Оставляю тебя в обществе сей обворожительной особы.
Яновер поклонился, щелкнул каблуками, послал брюнетке воздушный поцелуй, развернулся на своих коротких ножках и поспешил прочь.
— Бедняга, — обронила Барбара, — он совершенно не умеет пить.
— Может, взять вам что-нибудь?
— Нет, благодарю. Не хочется.
— Вы и в самом деле бывали на лекциях Бергсона?
— Да, но всего на нескольких.
— И долго вы жили во Франции?
— Пять лет.
— Изучали философию?
— Моя специальность — французская литература. А вы, насколько я понимаю, — профессор в теологической семинарии.
— Всего лишь преподаватель.
— Никогда не встречала семинаристов-евреев. Скажите, они одеваются, как раввины? Носят пейсы?
— Вовсе нет. Одеваются они по-европейски. Как все.
— Странно. Разве они не ортодоксальные евреи?
— По-настоящему ортодоксальные евреи учатся в ешивах.
— Да-да, вспомнила. Мой собственный отец ходил в ешиву.
— Ваш отец раввин?
Девушка улыбнулась, обнажив длинные зубы:
— Пастор.
— В самом деле? — Аса-Гешл не скрывал своего удивления. — Где же?
— Здесь, в Варшаве.
