Абрам хотел позвать дочь, но будто онемел. Он повернулся и последовал за ними. Стефа говорила громким голосом. Он слышал, как она восклицала: «Глупость! Безумие!»
Студент довел Стефу лишь до ворот — дальше она пошла одна. Абрам стоял в тени балкона и не сводил с него глаз. Постояв немного, студент начал ходить взад-вперед, сцепив руки за спиной, с видом мужчины, который терпеливо ждет женщину и своего не упустит. Теперь Абрам имел возможность как следует его рассмотреть. Мелкие черты лица, тонкий нос, длинный подбородок. Хитрая бестия, подумал Абрам. Когда такой негодяй увивается за девушкой, он достигает цели. И тут Абрам вдруг принял решение: он пересек улицу, вошел в дом и поднялся по лестнице. «Зачем я это делаю? — пронеслось у него в голове. — Я, наверно, совсем свихнулся».
Он достал ключи из кармана брюк и не успел вставить его в замочную скважину, как дверь распахнулась и на пороге возникла Стефа. Они с отцом чуть не столкнулись, булавка на ее шляпке даже оцарапала ему ухо. Абрам вдохнул запах помады и нарциссовых духов.
— Папа, ты?! — Стефа не скрывала своего изумления.
— Да, я. Куда это ты собралась? Я тебя уже почти год не видел.
— Ой, папа, я ужасно спешу. В театр опаздываю.
— И с кем же ты идешь в театр?
— Какая тебе разница? С одним господином.
— И когда ты собираешься домой?
— В двенадцать, в час — трудно сказать.
— Погоди. Мне нужно тебе кое-что сообщить. Мама ушла от меня и переехала к твоему деду.
— Знаю. Ой, папа, ты ужасный человек. Дай-ка я тебя поцелую. — И Стефа, обхватив Абрама за шею, поцеловала его в щеку и в нос.
— В какой театр ты идешь?
— В Летний. Какой же ты любопытный! Не волнуйся, я себя в обиду не дам.
— Не уверен.
— Только, пожалуйста, папа, не читай мне мораль, ладно? Тебе это не идет.
— У тебя с собой деньги есть? А то у меня ни гроша не осталось.
— У меня всего двадцать копеек. — И с этими словами Стефа стремглав пустилась бежать вниз по ступенькам.
Абрам почесал в затылке: он не знал, идти ему домой или возвращаться на улицу. «Вот оно как. У Копла, стало быть, хранятся мои долговые расписки. А я-то, идиот, думал, что перехитрил их. Теперь они в любой момент могут упечь меня в тюрьму. Хоть сегодня».
Он закурил сигару и поднес горящую спичку к медной табличке на дверях. «Абрам Шапиро». Подумал с минуту, а затем щелкнул пальцами: «Пойду-ка выпью. Теперь уж один черт». И вошел в квартиру. В шкафу, за стеклом, стояли бутылка коньяка и вишневка. В темноте он на ощупь прошел на кухню, взял из буфета хлеб, сыр, селедку. «Плевать на Минца и всех врачей, вместе взятых. Будь они прокляты с их диетами и запретами. Пропади они все пропадом — управляющие, жены, дочери. Продажные твари они, продажные твари все до одного».
Абрам перевел взгляд на окно: за стеклом, где-то далеко, поднялась луна. И, набрав в легкие воздуха, он, что было сил, прокричал: «Будьте вы все прокляты! Пусть набожные ханжи молятся на луну. Я — не буду! Не дождетесь! Хватит! Пусть ползают на корточках и тычутся сюда носом». И он ткнул указательным пальцем пониже спины.
6
Не прошло и получаса, как Абрам опять был на улице. На этот раз он держал путь на Гнойную, к Герцу Яноверу. Он прошел по Велькой, миновал Багно и вышел на Гжибовскую. На Багно еще были открыты антикварные лавки, где торговали старой мебелью, чемоданами, кнутами. Грузчики переносили мебель с площадки перед лавками на повозки. Лошади тыкались мордами в мешки с овсом, раскидывая его по снегу. Проходя по Гжибовской мимо дома Мешулама Муската, Абрам окинул беглым взглядом ярко освещенные окна на последнем этаже и быстро прошел мимо. Как странно, подумалось ему, Хама, мать его детей, вот здесь, в двух шагах от него, а он даже подойти близко не может. Абрам пожал плечами. Ах, что с нее взять! Жалкое существо. Вдруг, на старости лет, подняла бунт.
У Герца Яновера он встретил всех своих старых знакомых: Хильду Калишер, Дембицера и Финлендера. Доктор Мессингер уже ушел. Спиритического сеанса, по всей видимости, не было: стол стоял у стены и на нем лежало пальто Демибицера. Яновер, в халате и домашних туфлях, бросился к Абраму с распростертыми объятиями:
— Милости просим, Абрам! Как хорошо, что ты пришел. А я уже собирался тебе звонить.
— Чего ж не позвонил? Скажу тебе честно, братец, у меня неприятности.
— Что такое?
— Что такое? Весь мой мир разом рухнул. Все теперь против меня: и жена, и тесть, и Копл, и Даша. Они готовы разорвать меня на части. Но я на них плевать хотел, слышишь? Ну, что сидите, точно мокрые курицы? Как привидения? Являются?
— Пожалуйста, Абрам, не язви.
— Какое там! Сегодня мне не до иронии! Я и сам хочу задать столу вопрос — что со мной будет?
— Приходите завтра — зададим, — заверила его Хильда Калишер. Она сидела на диване, кутаясь в шелковую шаль. Из угла рта торчит тонкая папироска, вид суровый.
— Твои личные дела — это твои личные дела. А что же будет с журналом? — поинтересовался Дембицер. — С этим тянуть нельзя. Решай: да или нет.
— Сегодня же поговорю с издателем. Важно, кто войдет в редакционный совет.
— Начнем с малого, — сказал Яновер. — Пусть в первом номере будет всего тридцать две страницы. Посмотрим, как отреагирует провинция. А ты что думаешь, Финлендер?
Горбун Финлендер стоял у книжного шкафа и листал книгу.
— Ты же знаешь мое мнение, — резко сказал он, повернувшись и чеканя каждое слово. — К этому делу подходить надо целенаправленно. Нужно разработать программу. И прежде всего необходимо иметь капитал. Никак не меньше тридцати тысяч рублей.
— Да, деньги немалые, — хмыкнул Абрам и подмигнул Дембицеру. Финлендер, холостяк, бухгалтер в чайной фирме и составитель словаря, пользовался репутацией человека, который строит самые нереальные планы. Контраст между его баснословными проектами и педантизмом вызывал всеобщий смех.
— Я бы не брался за проект, если бы не располагал этой суммой, и ни рублем меньше! — гнул свое Финлендер.
— Ерунда! С чего ты взял, что нужны тридцать тысяч? Трехсот рублей будет более чем достаточно, — прервал его Герц Яновер. — Мы возьмем кредит. Я знаю человека, который достанет бумагу.
— Весь вопрос в том, где взять триста рублей.
— Триста рублей я и сам достану, хоть я и нищий, — вставил Абрам.
— В таком случае, что нам мешает приступить к делу? — недоумевал Яновер.
— А какова моя роль в этом проекте? — осведомилась Хильда Калишер. Слушать про журнал ей явно надоело. Она с нетерпением нащупывала пальцами шпильку, выпавшую у нее из узла на затылке.
— Вы, Хильда, будете казначеем. С вашей интуицией вы всегда безошибочно скажете, кому доверять, а кому — нет.
