Адаса почувствовала, как бледнеет.
— Не понимаю, что вы имеете в виду…
— Ты пишешь ему любовные письма. Порочишь доброе имя добропорядочной еврейской женщины. Готова убежать с ним и стать его любовницей. Ты что, считаешь, что люди слепы? Начать с того, что не пройдет и месяца, как ты ему смертельно надоешь. А во-вторых, я этого не допущу, слышишь? Я сообщу обо всем твоему мужу и твоей матери тоже. Она, прости Господи, женщина больная, и ты своим поведением сведешь ее в могилу, так и знай. Я уж не говорю о том, что это противозаконно. Шлюхи в Польше должны иметь при себе желтый билет.
— Пожалуйста, уходите.
— Уйду, когда сочту нужным. Ты ведешь себя, как распутная девка, и я тебе все волосы повыдергаю. По тебе тюрьма плачет, вот что я тебе скажу!
Адаса вскочила со стула и бросилась в дом. Роза-Фруметл засеменила за ней, крича: «Развратница! Проститутка! Помогите!»
Адаса вбежала в дом и захлопнула за собой стеклянную дверь. Роза-Фруметл принялась колотить в дверь кулаками. Сторожевая собака, проснувшись, с лаем бросилась на нее. У перил веранды стояла трость. Роза-Фруметл схватила ее и замахнулась на собаку.
— Пошла! Пошла! Так ты меня собаками травить! Да поразит тебя чума египетская! Пускай тебя кондрашка хватит!
Жена сторожа выбежала из своей избы и успокоила собаку. Роза-Фруметл сказала ей что-то по-польски. Адаса кинулась к шкафу, схватила пальто, шляпку и сумку, через кухонную дверь выбежала на задний двор, распахнула калитку и через луг опрометью бросилась на станцию. Время от времени она останавливалась и оглядывалась, словно боясь, что Роза-Фруметл пустится за ней в погоню. У перрона стоял поезд. Адаса вбежала в вагон, не потрудившись даже купить билет. И только когда поезд отошел от станции, она сообразила, что идет он в Отвоцк. Возле Свидера несколько мужчин и женщин купались в реке. Солнце зашло, и на гладкой поверхности воды лежали лиловые тени. Низко над водой пролетела большая птица. С дач, тянувшихся вдоль железнодорожных путей, долетали надтреснутые звуки патефона. По деревянным дорожкам прогуливались пары. Возле дерева, творя вечернюю молитву, истово раскачивался почтенного вида еврей. В Отвоцке Адаса вышла и купила билет до Варшавы. Поезд уже подали, но отойти он должен был минут через двадцать, не раньше. Адаса поднялась в темный вагон и села. Никого, кроме нее, в вагоне не было. Она закрыла глаза. Впереди сдавленно пыхтел, выбрасывая клубы пара, паровоз. Дым из трубы проникал в вагон, ел глаза. Глубокий покой опустился вдруг на Адасу. Удар, который ей нанесли, был столь разрушителен, что его последствия не могли сказаться сразу. Ей стало холодно, и она подняла воротник пальто. «Слышал бы он, что мне довелось услышать!» — пронеслось у нее в мозгу. Знал бы, чего ей это стоило.
В последнем письме она подробно разъяснила, как ее найти. Приехать он должен был на дачу; Фишл бывал в Юзефуве только по воскресеньям, да и гостей в эти дни не ожидалось — она предусмотрела все до мелочей. И вот теперь все планы разом рухнули, и как быть, она себе совершенно не представляла. Может, поехать к Клоне? Но как он узнает, что она там? Нет, придется ехать домой, на Гнойную. Но что она скажет Фишлу? Чем объяснит, почему вернулась с дачи в такую жару? И что скажет Шифра, когда вернется на дачу и ее не застанет? Что подумает сторож? Роза-Фруметл, надо полагать, все ему рассказала, и теперь злые языки разнесут новость по всей округе. И потом, нет никакой гарантии, что Роза-Фруметл не скажет Фишлу. С нее станется позвонить ему с дачи по телефону. Ну, а уж мать Адасы она наверняка в известность поставила, и теперь у Даши случится очередной приступ.
Здравый смысл подсказывал ей, что надо без промедления возвращаться в Юзефув. Зачем было убегать? Тайна ведь перестала быть тайной. С другой стороны, как было возвращаться? Оскорбления Розы-Фруметл, стук в дверь, крики о помощи повергли Адасу в панику. Все происшедшее напоминало ей кошмары, которые преследовали ее в детстве; точно так же сосет под ложечкой, тот же озноб, зуд в корнях волос.
Поезд тронулся. Вошел проводник и зажег свет. Он взял у Адасы билет и пробил в нем две дырочки. Адаса посмотрела в окно. Река Свидер застыла в ночи. Леса утопали во мраке. В Фаленице взгляд Адасы выхватил из темноты придорожный трактир, где носильщики и извозчики играли в домино. В Медзешине, где жила Клоня, Адаса было встала, собираясь выйти, но передумала и села опять. После Вавера вдоль железнодорожного полотна потянулись фабричные здания. Из труб поднимался дым. За зарешеченными окнами суетились рабочие. Вскоре поезд миновал пражское кладбище. Странное, какое-то завистливое чувство охватило вдруг Адасу. Каково им лежится под их могильными холмами? Знают ли они, эти люди, которые там лежат, что они мертвы? Мимо кладбищенской ограды прогромыхал ярко освещенный трамвай. Красный сигнал семафора сменился на зеленый. Еще несколько секунд — и поезд въехал на мост. Под ним несла свои прозрачные воды Висла. Река была погружена в божественную тишину, сродни тишине до сотворения мира.
Поезд остановился. Адаса вышла из вагона. А где ее вещи? Ну да, их же у нее с собой не было. Как же тяжело дышится в этом городе! От бетонной платформы веяло нестерпимой духотой. Адаса прошла мимо паровоза; от него, огромного, черного, исходил тошнотворный запах угольных паров. С гигантских колес и осей стекало масло. Труба все еще хрипло покашливала. В окошке виден был полуголый человек перед открытой топкой. Лицо его было в саже. В глазах, точно у дьявола в геенне, отражались языки пламени. Перед зданием вокзала взад-вперед сновали дрожки, мальчишки выкрикивали последние новости. Австрия, донеслось до Адасы, направила ультиматум Сербии. Стало быть, разговоры о войне не случайны. И именно теперь приезжает Аса-Гешл! Из-за нее он ужасно рискует.
Она зашла в магазин на Муранове и позвонила Абраму. Номер не отвечал. Должно быть, уехал за город с Идой или где-то ошивается со своей актриской — слухи об их связи уже до Адасы дошли. Тогда она набрала номер тети Леи. Ей хотелось поговорить с Машей, но Маши дома не было, — скорее всего, она у художника, своего польского дружка. Господи, неужели так и не удастся ни с кем поговорить?! Она вновь сняла трубку и позвонила отцу. Там тоже никто не подходил. Адаса вышла из магазина и, сев в дрожки, велела кучеру везти себя домой, на Гнойную.
2
Прошла неделя. В среду вечером в коридоре раздался телефонный звонок. Адаса подошла к телефону и дрожащими пальцами сняла трубку. «Proshen, — сказала она по-польски. — Слушаю». В трубке послышался хрип и свист, а затем сквозь шум прорвался низкий голос.
Это был он. Адаса хотела что-то сказать, но в горле стоял ком. Она словно лишилась дара речи. У нее стучали зубы.
— Адаса, это я.
С минуту она молчала, а затем спросила:
— Где ты?
— В аптеке на Крохмальной.
— Когда ты приехал? О Господи.
Он что-то пробормотал, но она не разобрала, что именно.
— Говори громче.
Он опять что-то сказал. Она слышала каждое слово в отдельности, однако смысл сказанного до нее не доходил. Она слышала, как он сказал: «Вчера вечером, нет, позавчера, из Свидера». Господи, что он делал в Свидере?
