— Я не сумел найти вам квартиру.
— Ответить все равно мог бы. Господи, железной надо быть, чтобы перенести все то, что перенесла я. Где ты живешь? Где твоя жена? Кто мне открыл дверь? Что это за девушка?
Аса-Гешл почувствовал, что у него пересохло во рту.
— Я здесь не живу. У меня здесь комната, — только и сумел он выговорить.
— Зачем тебе комната? — Мать не сводила с него своих серых, широко раскрытых глаз. Крючковатый нос, острый подбородок.
— Я здесь только занимаюсь. Подожди минуту.
И, оставив мать на кухне, он вернулся к себе.
— Это моя мать. Мать приехала, — возвестил он поникшим голосом.
Абрам и Адаса сидели рядом на краю кровати; разговор у них, по всей видимости, шел о нем.
— Твоя мать? — эхом отозвалась Адаса.
— Да.
— Ну и денек! — отметил Абрам и хлопнул в ладоши. — Откуда она взялась? Ты что, ждал ее? Где ты собираешься с ней разговаривать? Не здесь же!
— Пойду с ней куда-нибудь. Все так неожиданно.
— Ладно, ладно, брат. Главное — не теряй голову. Важнее матери нет ничего на свете. Вот что я тебе скажу: сегодня вечером я буду у Герца Яновера. Приходи, если получится. И ты тоже, Адаса.
Адаса ничего не ответила. Она встала, надела шляпку и подняла на Асу-Гешла глаза; в ее взгляде читались сомнение и страх.
— Мне бы хотелось с ней встретиться, — вырвалось у нее.
— Когда? Сейчас?
— Нет. Наверно, нет.
— Все так запуталось. Ничего не могу понять. Дед написал мне письмо. Я должен был найти им жилье. А теперь, совершенно неожиданно…
— Что, сюда вся твоя семья пожаловала?
— Их выгнали из дома.
— Только этого не хватало! — воскликнул Абрам. — Да, брат, попал ты в переплет. Куда ж ты ее отведешь? Знаешь что, ты с ней иди, а мы тебя здесь подождем.
— Простите меня. Я, право, не знаю, как…
— Пусть это тебя не смущает. Мать есть мать.
— Что ж, тогда до свидания. Даже не знаю, как вас благодарить за то, что пришли.
— Будет, будет, брат. Иди скорей, мать ждет.
— До свидания, Адаса. Я тебе позвоню. Я и в самом деле… — Пот лил с него ручьем.
Мать ждала его, стоя и глядя на дверь.
— Мама, пойдем на улицу, — сказал ей Аса-Гешл.
— Куда ты меня ведешь? Я смертельно устала. За весь день не присела ни разу. Такие длинные улицы. Где Аделе?
— Дай мне узел. Мы сядем в дрожки.
— И куда поедем? Ну, хорошо…
Он взял у нее из рук узел, и они стали спускаться по лестнице.
— Что это за дом такой? — недоумевала мать. — Столько ступенек. Так и сердечный приступ заработать недолго.
— Это Варшава, мама. Дома здесь высокие.
— Иди медленнее.
Аса-Гешл взял мать под руку. Шла она неуверенно, держась за перила.
— Я отведу тебя поесть. Недалеко есть кошерный ресторан.
— Откуда ты знаешь, что он кошерный? Откуда у тебя такая уверенность?
— Владелец ресторана — набожный еврей.
— Что ты про него знаешь?
— Он носит бороду и пейсы.
— Это еще не гарантия.
— У него есть смиха.
— Эти мне сегодняшние раввины! В наше время смиху может получить каждый.
— Не поститься же тебе.
— Не беспокойся. Я с голоду не умру. У меня в узелке пирожки. Скажи, здесь всегда столько народу или это из-за войны?
— Всегда.
— Когда я шла к тебе, шум вокруг стоял такой, что оглохнуть недолго. Через улицу перейти невозможно. Какая-то женщина мне помогла. И как только люди живут в этой геенне? Не успела я сойти с поезда, как у меня голова разболелась.
— К этому быстро привыкаешь.
— Твой дед хочет сюда приехать. Годл Цинамон (может, ты о нем слышал, это старый ученик твоего деда) нашел нам квартиру. Пообещал, что все будет в порядке. Он-то на наше письмо сразу откликнулся. А ведь чужой человек.
— Не знаю, что и сказать, мама.
— Не написать ни строчки! Да еще в такое время! Господи, сколько я всего пережила. Как будто на мою долю раньше страданий не выпадало. Глаз не могу сомкнуть уж и не помню сколько времени. Бог знает, какие мысли в голову лезут. Лучше и не вспоминать. Можешь себе представить, как обстоят дела, если меня сюда одну отпустили. Поезд солдатами забит. Скажи честно, у вас с женой что-то не так? Я ведь сразу заподозрила…
— Мы расстались.
На щеках матери заиграл нездоровый румянец.
— Быстро вы! Хорошенькое дело! Одни несчастья со всех сторон!
— Мы не ладили.
— Что значит «не ладили»?! Что она такого сделала? Что ты против нее имеешь? Господи! Сначала Динин муж где-то в Австрии запропастился, а теперь и ты от жены ушел. Зачем только люди рождаются на свет Божий!
— Мама, я все тебе расскажу.
— Что тут рассказывать? Куда ты меня ведешь? У меня все кости болят.
— Я сниму тебе номер в гостинице.
— Не нужны мне твои гостиницы. Где она, жена твоя?
— Какая разница? Ты что, хочешь ее видеть?
— А почему бы и нет? Она как-никак моя невестка.
— Это совершенно ни к чему.
— Не спрячешь же ты ее от меня?
— К ней я идти не могу.
— Тогда я пойду сама. Унижаться и срамиться у меня, должно быть, на роду написано. Дай мне адрес.
— Она живет на Сенной. В восемьдесят третьем номере.
— Где это? Как мне ее найти? Господи помоги мне, я же совсем одна.
Аса-Гешл вновь попытался уговорить мать пойти в ресторан, но она отказалась. Наконец он согласился отвезти ее к Волфу Гендлерсу, но дрожек поблизости не оказалось. Мать в смятении глядела по сторонам и качала головой:
— Что это за сад посреди улицы?
— Это Сад Красинских. Парк.
— Господи, ну и жара. Дай-ка я еще раз на тебя посмотрю. Выглядишь ты неважно. Что ты ешь? Кто за тобой ухаживает? Твоя жена — приличная, умная женщина. И сирота. Ты доставил ей немало страданий. Она виду не подавала, но я-то вижу. Сын своего отца, прости Господи!
— Мама!
— Сколько может человек терпеть? Меня всю жизнь преследовали несчастья. Сил больше нет. И вот приезжаю к собственному сыну, надеюсь, как последняя дура, что он доставит мне напоследок хоть немного радости. И что я вижу? Она приличная еврейская девушка, из хорошей семьи. Да простит тебя Бог за то, что ты делаешь.
