– Откуда ты знаешь наши ветхие обычаи? – спросил Ураган. – Ты же иноземка.
– Да, мы из иных земель, но живем, как и вы прежде, по законам совести. Далеко отсюда наша страна. – Она отхлебнула из братины и поморщилась. – И пьют там не твое кислое кобылье молоко, а вино. У нас есть ягода, виноград... Эх, как пьянит добро и весело бывает! А от твоей суры тоска охватывает. Тьфу!
Ураган не вытерпел такого неуважения и, помрачнев, напомнил:
– Пришла на путь наставить, так наставляй.
– А ты готов увидеть, что покажу тебе? Готов ли принять грядущее?
– Что ты терзаешь меня вопросами? Знаешь – показывай дорогу!
– А станешь повиноваться и исполнять мою волю во всем, что прикажу? И не спрашивать, что да зачем?
Ураган еще больше смутился.
– Тебе повиноваться? Мне свычней, чтобы повиновались мне.
И тут же вспомнил, что бросил бич и ныне уже не государь.
– Как знаешь. – Ягиня проворно вскочила. – Благодарю за угощенье! Недостоин ты иного пути. И лучше тебе догнать свое кочевье и утвердиться на старом месте. Возьми другой бич и ступай пасти свое жирное стадо. Испытав твое причастие, они будут рады возвращению и даже встанут под законы Тарги.
Ягиня уж и завесу кибитки подняла, чтобы выйти, но государь схватил ее за полу одежд.
– Погоди!.. Ты что же, отныне станешь мной править?
– Тобой править будет жена, – стараясь вырваться, заговорила она. – А я лишь хотела грядущее открыть и на путь наставить.
– На что мне теперь жена, коль не нуждаюсь более в наследнике?
– Не нуждаешься, и речи нет. Ну, отпусти меня! Так и скажу Чаяне.
– Чаяне? – Он выпустил подол. – Ты знаешь Чаяну?
Старица вернулась на свое место, неторопко допила суру и развалилась на ложе.
– Ишь, сразу спохватился! Ох, беда мне с вами!..
– Где Чаяна? – Ураган навис над ней.
Ягиня потянулась и зевнула.
– На что тебе царица омуженская? Ты же презираешь это племя. И называешь волчьим...
В тот миг Ураган вспомнил жаркую летнюю ночь на берегу реки и застонал от боли.
– Спутала она меня, будто коня. И путы ее незримы...
– В праздник Купалы? – хитро засмеялась старуха. – Эх, до чего же сладкие ночи бывали!.. У вас не заведен сей обычай?
– Не знаю я такого обычая...
– И зря!..
– Укажи мне, где искать Чаяну!
– Указала бы, да что проку? Ты ведь не уступишь, не захочешь жить по другому обычаю?
– Не уступлю.
– А девы племени мати замуж не выходят, как у вас. Теперь жди грядущего лета и приходи на праздник Купалы...
– Сведи меня к Чаяне!
– Свести?.. Могу и свести. Но признаешь ли ее?
– Образ стоит перед очами... Признаю!
Ягиня укуталась своим подолом и будто бы задремала.
– Ладно, так и быть, – проговорила сквозь сон. – Мне запряги колесницу... Довольно пешей бегать, не близкий путь. А сам езжай как хочешь.
– В сей же час запрягу!
– В сей час не надо. Завтра пораньше... Или нет, к полудню, как высплюсь...
– Зачем же медлить? Отправимся сегодня!
Старуха села, воззрилась на Урагана и заворчала:
– Эк засуетился!.. То не хотел повиноваться, жены ему не надо, то ныне подавай тот же час! И кланяться готов!.. Ведь не женить тебя хочу – путь указать!
– Добро, ведунья, завтра, так завтра. А далек ли путь?
Ягиня вновь разлеглась.
– Далек... Ох, длинна дорога... И конца не видать.
– Сколько же нам скакать? День, два или более?
– Всю жизнь, государь. – Она вдруг встрепенулась. – Еще даров возьми, чтоб ублажить... Пожалуй, куфский меч ей по нраву будет и сарский бич о двенадцати коленах.
Ураган отступил.
– Деве меч? Да еще бич дарить?.. Не принято у нас. Это знаки войны!
– У вас не принято!.. А по обычаю мати сии дары царицам преподносят мужи, когда не воевать с ними хотят, а совокупляться в праздник Купалы... Ох, напрасно спутала тебя Чаяна! Не бывать толку...
Старуха захрапела с такой силой, что с войлочных стенок от сотрясения посыпалась пыль...
12
Ураган же собрался в путь и приготовил дары – меч выбрал самый проворный и ухватистый, не обагренный кровью, затем достал новый бич, сплетенный еще прадедом из кожи буйного тура, снятой с ног. Перед полуднем следующего дня запряг колесницу, заседлал своего коня да двух подводных взял с вьючными седлами, обрядился в черные одежды и кольчугу, как простой витязь, но шапку надел государеву и волчий плащ накинул на плечи.
Затем вошел в кибитку и растолкал ягиню:
– Пора!
– Добро я поспала! – Она потянулась со сладким стоном, будто девица. – Ну, раз ты к утру не передумал – поедем!
И будто дикий пардус, взвизгнула страстно, вскочила на колесницу, и конь с места взял в намет. Покуда Ураган садился в седло, ягиня уже была на окоеме, так что пришлось скакать ее следом. Час, другой едет, никак не догнать, лишь к вечеру приблизился к ягине на расстояние поприща, а она кричит:
– Не отставай, Ураган! Поспешать надо!
Да плетью по конским ребрам...
А тут еще снег повалил, полунощный ветер бьет в лицо, коня чуть ли не на дыбы ставит. Как стемнело, Ураган и вовсе потерял ведунью из виду и до утра ехал по едва приметному следу. Но когда рассвело, глядь, в лесистой балке костер горит и возле него уже ягиня хлопочет.
– Садись, государь, – пригласила. – Теперь я попотчую тебя.
И подает плошку с варенным на огне зельем.
Ураган выпил, согрелся и, завернувшись в волчий плащ, уснул прямо на снегу. И проснулся от голоса ягини:
– Вставай, государь! Пора трогаться в дорогу!
Она уже в колеснице, и плеть свистит над головой. Так ехали они несколько дней, и чем дальше, тем больше снега и уж мороз трещит.
– Куда же ты меня влечешь? – спросил Ураган, когда кони по колено в снегу начали утопать. – Мы зимой в эти края не ходим. Здесь лошадей кормить нечем!
– Ничего, не сдохнут твои кони, – ответила ведунья. – Скоро уже и Чаяну увидишь.
Наконец, зачернела впереди старая дубрава на высоком холме: это еще были земли саров, но сторона неуютная, давно заброшенная. В этих дубравах часто скрывались конокрады и здесь же прятали угнанные табуны, зная, что сары редко заезжают в лесные края; отсюда же был прямой путь в полунощную страну варяжей, куда потом и перегоняли дорогих сарских лошадей и ворованный скот.
