Он сказал это с оттенком зависти. Как и я, Тарп работал как можно меньше, но ему никогда не светила удача. Он слишком часто имел всего лишь одежку, которую носил.
36
Кто оставался тихим и мало двигался среди этих людей, так это Синдж и Плеймет.
Я хорошенько взглянул на Плея — и был потрясен. Он не только потерял много веса, он сутулился так, что теперь был не выше меня. Он выглядел так, будто боролся с непрекращающейся болью.
«Так и есть. Если бы я сознавал, что с ним происходит, я бы сделал для него что-нибудь уже давно. Не будь тебя здесь, эти люди никогда не пришли бы с визитом. Я и не подозревал о том, что происходит в их жизни. Если держаться позитивной ноты — я заставил мисс Контагью послать за лекарем, который работал с мистером Дотсом».
— Умно. Одним выстрелом двух зайцев.
«Вероятно, только одного. Рак Плеймета, по всей видимости, прогрессирует».
Больше я ничего не смог сказать вслух.
Я пожимал руки, хлопал по спинам, обнимался. Я спросил Джона Салвейшена, где его женщина-акула. Тот удивил меня, ответив:
— Не думаю, что она приглашена.
— Но ты все равно пришел? — спросил я.
— Нынче я совершаю подобные поступки. Ты увидишь, что я более независим, чем Прилипала, которого ты помнишь.
Его называли Прилипалой, потому что он плыл в кильватерной струе своей подружки, Торнады, не проявляя никакой индивидуальности.
— И все-таки я ожидаю, что она появится. Она позаботится о том, чтобы отсутствие приглашения стало простым недосмотром.
Я посмотрел на Синдж. Она эффективно работала над тем, чтобы наши гости дружески общались. Даже предубежденные были не в силах относиться к ней как всего лишь к крысоженщине.
Ни переодетая Белинда, ни генерал Блок не делали пока никаких дружеских жестов. Кроме короткой беседы с Джоном Пружиной, они ни с кем больше не говорили.
Чем больше я смотрел вокруг, тем больше казалась толпа. Я продолжал замечать людей, которых не знал. Я увидел, как товарищи Джона Пружины помогают Дину с закусками. Я увидел людей, которых знал, но никак не ожидал увидеть на вечеринке, посвященной теме «Давайте посмотрим, что будем делать», сосредоточенной на Морли Дотсе.
Кабинет Синдж тоже был открыт для толпы. Люди дрейфовали туда-сюда в поисках общения.
Было объявлено, что к самому Морли вход воспрещен. Трое самых худших негодяев Джона Пружины получили разрешение врезать тем, кто не поймет намека.
Из этого правила были и исключения — один на один и под пристальным наблюдением. Сарж. Плоскомордый. Белинда. Я.
Как только я перестал привлекать сборище, Белинда и генерал подплыли ближе.
Блок пожал мне руку, сказал, что я хорошо выгляжу, потом заметил, как это замечательно, что я снова выказываю некоторую гражданскую активность. Я сохранил бесстрастное выражение лица и не спросил, с чего он решил, что я вообще когда-то демонстрировал чувство гражданской неполноценности.
— Мы можем проскользнуть на секундочку в кухню? — спросил он. — Это довольно личная беседа.
— Разве я могу ответить отказом?
Хотя на кухне было не намного уединенней, чем в других местах из-за Дина и его помощников-крысолюдей, путающихся под ногами.
«Это может быть важно. Не трать время на споры, Гаррет. Я ощущаю скорое появление того, кто может оказаться лекарем мисс Контагью. Он очень близко. А еще на Макунадо-стрит начала расти популяция попрошаек».
Мы с генералом вошли на кухню. К счастью, тогда, когда процессия из Дина и его помощников как раз покинули кухню с подносами. Подносы выглядели так, будто каждый из крысолюдей нес столько выпивки и закусок, сколько весил сам.
Мне в голову начали приходить мрачные мысли насчет того, что лучше бы Покойнику не только грабить мозги, но и сводить вместе нужных людей, чтобы поговорить о том, что следует делать. И лучше бы вложить нужные идеи в нужные умы, пока он этим занимается. Потому что, если это продлится долго, я разорюсь.
— Вам налить? — спросил я, вытаскивая кружку.
Рукопожатия.
Я устроился за заваленным столом.
— Поговорите со мной.
Генерал казался разочарованным.
Он изменился. Усталый, но решительный чиновник средних лет превратился в постаревшего измученного бюрократа.
— Гаррет, я не знаю, что сказать. Мне говорили, что ты изменился. Я слышал, ты стал образцовым подданным короны Каренты.
— Я всегда им был.
— Пардон? Ты всегда был упрямым, обструкционистским поганцем. И не интересовался ничем, сулившим процветание обществу.
Какого дьявола?!
— Вы имеете в виду, что «процветание» не приводило меня в экстаз с тех пор, как Дил Релвей решил все за меня.
«Не спорь. Смирись. С его точки зрения он утверждает стопроцентную правду».
Значит, он должен определить термин «процветание общества».
— Я тоже вас люблю.
«Не существует двух людей, которые смотрели бы на вещи одинаково. Ты это знаешь. В данный момент важно, чтобы мы не враждовали с союзниками только ради удовольствия быть непростыми людьми».
Погодите. Даже мой партнер думает, что я отказываюсь сотрудничать с жестяными свистульками и придерживаю информацию лишь для того, чтобы их изводить?
— Гаррет, ты здесь? — спросил генерал. — Или умер и отправился в ад?
— Я пребывал в шипах того, что могло стать великим откровением.
С другой стороны, это могло стать и возвращением завтрака.
— Что вам нужно? — спросил я.
— У нас, Стражей, есть моральная проблема, которая превращается в моральную проблему.
— Надеюсь, это не заразно.
— Именно. Все хорошее, что мы сделали, может начать сходить на нет, если не разобраться с этой заварушкой.
— Я потерял нить ваших рассуждений.
— Ты не?..
Он раздраженно взглянул на меня.
— С тех пор как мы познакомились, вы обвиняли меня в том, что я мешаю расследованию или намеренно задерживаю его. Вы были правы. Я так и поступал, когда это было в интересах моего клиента. Может, в одном случае из десяти. Тогда я знал, почему вы рявкаете. На сей раз я не мешаю и не задерживаю. Все, что я делаю, — это защищаю друга, которого едва не закололи. Защищаю на случай, если кто-нибудь попытается завершить начатую работу. Половина находящихся здесь людей и некоторые из тех, кого здесь нет, заявили: это все, что мне дозволено делать. И это все, что я собираюсь делать. И по крайней мере одна женщина не хочет, чтобы я делал даже столько.
— Какой обидчивый.
