— Чертовски верно.
— Почему тогда ты собрал всех этих людей?
— Я их не собирал. Я их не приглашал. Вы получали мое приглашение?
— Нет. Но это твой дом.
— Это место, где я остаюсь, поскольку считал, что Морли будет здесь в большей безопасности, чем где бы то ни было.
Блок с сомнением посмотрел на меня.
— Я впервые узнал о сборище некоторое время назад, когда Синдж прервала мой очень спокойный сон и велела прийти сюда, чтобы помочь, — сказал я.
— От тебя всегда поднимались внушительные клубы дымовой завесы.
— И снова спрошу: что вам нужно?
— Нас отстранили от расследования дела.
— И вы смирились? Вы же потеряли людей.
— Гаррет, кончай. Для остальных дело не в Морли Дотсе. Меня не очень волнует он и его проблемы.
— Скажите ему об этом.
— С радостью. Он в состоянии вести деловой разговор?
— Он в коме.
— Скверно. Но его показания не играют решающей роли. Что будет решающим — это наша неподкупность. Начав свою профессиональную деятельность, мы с Дилом пообещали, что никто не встанет над законом. Даже королевская семья. Принц Руперт поддерживал нас, когда мы наступали на чьи-то любимые мозоли. Но на этот раз он велит нам осадить назад. Мы должны махнуть рукой на это дело. То же самое послание было отправлено Синдикату.
— Кто имеет такие связи, чтобы запугивать принца Руперта?
— Именно. Мы собираемся это выяснить.
— Вы не собираетесь осадить назад?
— Мы собираемся стать менее навязчивыми. Незаметными. Но чем больше на нас давят, тем больше мы собираемся копать. Полагаю, то же самое можно сказать о Синдикате. Когда вы начинаете давить на Контагью, они давят в ответ.
— Думаете, ужас перед бурной активностью в производстве мертвых тел может быть причиной, по которой Принц хочет уступить?
— Нет. Я думаю, кто-то с Холма, тот, кто может заставить даже принца Руперта наложить в штаны, хочет, чтобы дело оставили в покое. Я зайду в своих догадках так далеко, что скажу: весь Холм хочет, чтобы дело оставили в покое.
— Потому что преступниками может быть кто-нибудь из них?
— Отчасти. Но скорее всего потому, что, если мы будем копать слишком глубоко, мы, вероятно, выясним то, что Холм хочет утаить от публики.
Я налил себе чаю. Дин за дверью кухни велел мне поторопиться. Ему нужно было вернуться к работе. Я вопросительно приподнял бровь.
— Я исхожу из того, что большинство граждан Холма так же потрясены найденным на складе, как и остальные из нас, — сказал Блок. — Но они хотят справиться с этим самостоятельно.
— Так позвольте им это сделать.
— А в следующий раз, когда кто-нибудь захочет захлопнуть дверь перед Стражей? В следующий раз, когда что-нибудь захочет сам творить правосудие?
Блок страдал от тяжелого случая той же болезни, какая правила поступками Релвея. В большинстве случаев от нее больше пользы, чем вреда.
— Все, что я могу сделать, — это пожелать вам удачи. Я буду здесь, если что, выступая в роли няньки.
Он не поверил ни единому моему слову.
Иногда нет смысла общаться с некоторыми людьми. Их поступками правит то, что происходит у них в голове. Вещи, происходящие извне и не вписывающиеся в их концепцию, просто игнорируются.
Вестман Блок был хорошим человеком. Он мне нравился. Но он мог взбесить меня так, как не удавалось больше никому, разве что кроме Тинни.
— Входи, Дин.
Дин ворвался на кухню и начал действовать быстро и энергично, исполненный решимости еще до заката солнца довести меня до нищеты.
37
Белинда перехватила меня в комнате Морли, вместе с глухими крысолюдьми.
— Они настаивают на том, чтобы мы осадили назад. Чтобы мы бросили это дело, — сказала Белинда.
— «Они»? «Мы»?
— Не играй в словесные игры.
— Я и не играю. Ты знаешь, о чем я. Мне никто не отдавал приказов. И единственное мы, частью которого я являюсь, — это я и Морли.
— Тогда я вынуждена спросить, почему большинство из твоих знакомых находятся здесь. Минуту назад я видела даже отравителя, Коду.
— Он не отравитель.
Я отвлекся.
— И я не знаю, почему все вы здесь. Я не имею к этому никакого отношения. Как только что сказал генералу.
Она не поверила мне, как не поверил и генерал. Когда-нибудь я хапану громадные деньги, потому что никто не принимает мои слова за чистую монету. Я смогу ограбить Королевский монетный двор, а потом бегать повсюду и вопить, что это сделал я, я!
Я отлично понимал, что происходит. Синдж и Покойник состряпали план расследования за стенами моего дома. Они собирались использовать людей, которые работали с нами в прошлом. Меня смущало то, что их не обеспокоило влияние Холма, влияние настолько сильное, что заставило самого принца Руперта отступить. Наверное, Старые Кости нашел способ, как бросить вызов тому, чему не следовало бросать вызов, таким образом, чтобы это сошло с рук.
Эта мысль начала формироваться у меня в мозгу во время визита Виндвокер. Которой сегодня что-то не было видно.
— Тот лекарь вообще собирается прийти? — спросил я Белинду.
— Шутишь? После того, сколько я ему заплатила?
— И его не беспокоит мой друг в комнате неподалеку?
— А лекарь ничего не знает. Я сказала ему, что ты разлил лекарство. Что нам нужно другое. Но сперва он должен еще раз осмотреть Морли. Что я почти уверена — дела у Морли обстоят хуже, чем целитель считал раньше.
— А если целитель — преступник?
— Тогда мы сразу же это поймем, не так ли?
Мы задумчиво посмотрели на нашего общего друга. Морли выглядел мирным, как человек в гробу.
Я продолжал гадать, почему лекарь так долго не появляется.
«Он там, снаружи. Вся эта суета заставляет его нервничать. Ему это не нравится, но он не в силах совладать со своей жадностью. Рано или поздно он-таки постучится».
Мое нетерпение угасло. Я просто беспокоился за Морли. Пока мои мысли не забрели на Фактори-слайд.
Голос, которого я не ожидал услышать, спросил:
— Гаррет, ты в порядке?
Я поднял глаза.
— Гилби?
В дверях стояли Манвилл Гилби и его последняя жена, Хезер. Гилби был человеком номер два в пивоваренной империи Вейдера. У него был участливый вид.
— Я в порядке, — ответил я.
— В последнее время тебя не видно было в Пивоварне. Когда я услышал, что в твоем доме день открытых дверей, я решил, что мы заглянем и посмотрим, как у тебя дела.
