Страфа зашипела, пытаясь меня предупредить.
Руперт начал багроветь и багровел до тех пор, пока я не испугался, что его может хватить удар. Он не привык, чтобы с ним говорили прямо.
— Дело не в вас, — заметил я. — И не в вашем брате, который находится там, откуда, наверное, у всего этого ноги растут. Никто не работает над тем, чтобы истребить сшитых людей… Почему, кстати, вы их так называете?
— Потому что они сшиты.
— О. Умно. Они — невеликая проблема. Нам нужны именно люди, которые их сшивают.
— Необходимо, чтобы этих людей предоставили их старейшинам.
— Злодеям, сбежавшим с Холма? Я видел их головорезов, маскирующихся под Дворцовую Охрану. А это заставляет задуматься — кто же тут главный.
Принц Руперт вытаращил глаза. Он открыл рот, но не проронил ни слова.
— Вы не знали? — спросила Страфа. — Вы их не видели?
— Они слились с Дворцовой Охраной, как гориллы в юбках, — заметил я.
— Это невозможно.
— Поговорите с вашим командиром. Поговорите с вашим сержантом. Они должны знать.
Принц взял себя в руки.
— Тем не менее я получил приказы. Я выполню их до конца.
— Даже если они незаконны? Вы — великий поборник законности.
— Корона и есть закон, мистер Гаррет.
— Я так не думаю.
— Гаррет! — сказала Страфа.
— Даже невежественная деревенщина вроде меня знает, что право помазанника божьего больше не срабатывает. Если ваш брат думает, что он может перекроить закон как ему удобнее, он немногого добьется. Прикиньте также, сколько королей мы уже повидали на своем веку. Может, вам придется снять обувь, чтобы пересчитать их всех по пальцам.
— Гаррет, довольно! — сказала Страфа.
Принц Руперт был взбешен. Я, усталый и запутавшийся, снова становился своевольным Гарретом. Я сам видел, что вытворяю, но не мог нанять управляющего, чтобы тот следил за моим языком.
Синдж появилась с чаем, который приготовил Доллар Дэн. И со вчерашними бисквитами и яйцами вкрутую.
— Пожалуйста, простите мистера Гаррета, Ваша Светлость. Он страдает от врожденного дефекта, который заставляет его говорить глупости, когда он не спит.
Она поставила поднос на складной столик рядом с принцем Рупертом, потом повернулась ко мне:
— Ты. Пойдем со мной.
И добавила через плечо:
— Вы извините нас на минутку, Ваша Светлость?
Мы пересекли прихожую и вошли в комнату Покойника. Я заметил, что в уголке на полу похрапывает Птица. А я-то думал, он давным-давно ушел.
— Что с тобой такое? Там проклятущий наследный принц Каренты. А ты ведешь себя так, как будто… Как будто он — второй Птица.
Синдж махнула на него лапой.
— У тебя нет даже того здравого смысла, какой боги дали пьяному простофиле? Ты добиваешься карьеры по осушению болот?
— Если бы я мог вставить слово…
— Тебе не нужно вставлять слово. Это будет еще одно проклятое богами абсурдное оправдание. Я слышала, как ты заявлял, что все такие оправдания похожи на дырку в жопе. У каждого она есть и все они воняют.
— Я…
— Повзрослей, Гаррет.
— Но…
— Десять лет назад… пять лет назад ты мог бы позволить себе любую несносную глупость. Это было неважно. Никто, кроме тебя, не получил бы из-за этого по башке. Но ты больше не можешь позволить себе такую роскошь. Чувствовать себя крутым из-за того, что ведешь себя как поганец с властями, — больше не вариант.
Ух ты! Синдж разозлилась не на шутку. И только начинала разогреваться.
— Возвращайся туда. Продолжай вести себя как засранец. Но прежде чем начнешь, скажи мне, что произойдет после того, как ты закончишь разгуливать с напыщенным видом и поздравлять себя за то, что кого-то проучил?
— Хорошо, Синдж. Я понял. Я прыгну туда, поцелую его в задницу, оближу его сапоги и буду умолять использовать немного сала, когда он заставит меня нагнуться.
Она влепила мне пощечину.
Ошеломленный, я замолчал.
Ее руки были недостаточно длинными, чтобы хорошенько размахнуться, но удар все равно получился болезненным.
Моя маленькая девочка была серьезно расстроена. Возможно, я захочу потратить несколько минут на то, чтобы выяснить причину.
Я сказал принцу Руперту, что дело не только в нем. Полагаю, Синдж хотела, чтобы я понял, что дело и не только во мне.
Несчастный человек по ту сторону прихожей имел власть заставить меня и кого угодно познать крайнее несчастье. И один-единственный шаг отделял его от того, чтобы он обрел власть сделать это несчастье вечным.
Руперт, может, и был дураком, но не был каким-то случайным ублюдком, над которым я мог бы глумиться и презрительно смотреть ему в лицо.
— Я понял, что ты хочешь дать мне понять, Синдж.
Но я не мог полностью сдаться.
— Я поцелую идиота и исправлю ситуацию.
Судя по тому, как шевельнулась Синдж, я испугался, что она ищет дубинку достаточных размеров, чтобы придать мне приемлемую, с ее точки зрения, форму.
95
— Я хочу извиниться за свое враждебное поведение, Ваша Светлость. Я переживаю большой стресс. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы впредь считаться с вашей мудростью — если не считать работы на вас. Но мой отказ никоим образом не следует принимать на свой счет.
Синдж продемонстрировала зубы. Очевидно, того, что я сказал, было недостаточно.
Морли прославился не только тем, что сформулировал свой Первый Закон. Больше всего он был знаменит тем, что заметил: мир стал бы лучшим местом, если бы у нас имелось достаточно здравого смысла, чтобы убивать людей, которых нужно убить.
Я не мог с этим не согласиться — до тех пор, пока мне не приходилось составлять список нужных людей.
Принц Руперт был исполнен решимости стать гвоздем моего списка.
— Я ожидаю некоторых социальных пробелов, слишком широких, чтобы перебросить через них мост даже при всем моем желании.
Я начал было открывать рот. Синдж подняла со своего стола какую-то безделушку и приготовилась ее метнуть.
— Это верно, — сказал я. — Прежде чем вы уйдете, не могли бы вы доставить нам удовольствие и просто намекнуть, почему генерал Блок и директор Релвей не могут выполнять эту миссию…
— Прекратите. Есть случаи… Есть особые обстоятельства…
Возможно. Но принц, Блок и Релвей с жаром отвергали подобные оправдания. До недавнего времени.
— Если вы хотите внезапно изменить правила, следует подкрепить это чем-то большим, нежели «потому что я так сказал». Ведь такие утверждения — полная чепуха. Вы и сами сотни раз это утверждали.
