— Это нужно моему брату. Иначе он умрет. Я не хочу быть королем.
Какого черта он только что сказал?
Синдж снова держала наготове подставку для книг.
Руперт немного бессвязно полопотал, потом заявил:
— Более того, я не хочу, чтобы мой брат Юджин или племенник Канза короновались. И то и другое будет несчастьем. Таким же, каким был этот мой визит. Мне надо идти.
Я проводил его до дверей. Не успел я их закрыть, принц сказал:
— Держитесь подальше от этого дела, Гаррет.
Судя по тону, он не питал больших надежд, что получит желаемое.
— В конце концов, в этом все же замешана политика, — сказал я Синдж и Страфе.
— Для Руперта это стало ясно только в последние несколько дней, — ответила Страфа.
— На это я куплюсь. Ночь уже на исходе. Я собираюсь пойти соснуть. Синдж, есть успехи с Покойником?
— Пока нет. Последний инцидент и вправду подорвал его силы.
Да неужто?
96
Я уснул не сразу, хотя и не потому, что Страфа забралась ко мне в постель и примостилась рядом. Она заснула немедленно.
Она выполнила трудную работу.
Мой разум издевался над возможностью того, что король замешан в скверное дело так глубоко, что пытается защитить злодеев.
Хотя показаний свидетелей пока не было, я был уверен, что плохие парни скупают узников на осушении Маленького Унылого и используют их, чтобы мастерить сшитых людей. Однако зачем это нужно, мое воображение не в силах было представить.
Сшитые люди не проявляли агрессии, пока их не направляли. Они были менее опасны, чем зомби, на которых смахивали.
Я подробно припомнил каждую атаку, воссоздавая их в памяти снова и снова. Я не открыл для себя ничего нового, кроме того, что нападавшие не просто двигались от «Огня и льда» по направлению к Холму, они проходили мимо Кнодикала, который, как считалось, в настоящее время заброшен.
Это стоило расследовать. То, что забрали со склада в Эльф-тауне, отправили в Кнодикал.
Танцевал ли на цыпочках народ Холма потому, что король впутался в какое-то темное дело?
Пробуждение мое было резким, но страстным. Страфа Алгарда превратила занятие любовью в религиозное событие. Она прошептала:
— Я не могу дождаться, когда же мы займемся этим не торопясь.
— Я тоже.
Я стал частью странной и удивительной бестии, когда у меня не нашлось достаточно силы воли, чтобы сказать «нет».
— Так поднимайся же, любимый. Нас ждет работа.
— Например?
— Сегодня мы собираемся сбить с толку наследного принца и все орудия ночи.
Я посмотрел на окно. Шел дождь.
— Пошли, зануда!
Страфа захихикала.
— Постарайся улыбнуться, — сказала она. — Улыбка поселится на твоем лице, как дома. Это будет замечательный день.
Я не хотел быть парнем, который круто оборачивается и смотрит в прошлое, как только наступает будущее. Но я не был уверен, что смогу продержаться на диете из жизнерадостности, счастья и позитива — и все это еще до полудня — всю жизнь.
И я знал, не нуждаясь в стороннем консультанте, что подписался на долгий срок.
Страфа была идеалом. Она была всем, что парень лелеет в фантазиях. Ее единственным недостатком являлось отсутствие чувства отчаяния. Она не смогла бы стать достаточно мрачной даже для спасения собственной восхитительной красоты.
Я чуть было не засмеялся. А потом выяснил, что могу и ошибаться.
Когда мы оделись, я сказал:
— У нас так и не было шанса поговорить о том, что ты выяснила, когда навестила Барата. И молодежь.
— Ничего полезного. Возможно, кто-то использовал их имена, но сами они не выступали под этими именами.
Ее жизнерадостность немедленно испарилась.
— Барат сказал, что собирается проверить кое-какие семейные легенды.
— Он проверил. Хотя это, скорее, слухи. Дескать, некоторые старики на самом деле не лежат в своих гробах, когда гробы закапывают в землю. Единственный способ убедиться в этом — выкопать их.
— Не думаю, что дело до такого дойдет.
Я передвинулся, чтобы встать за ее спиной, и притянул ее к своей груди.
— Что с тобой?
Никаких уверток.
— Я повидалась и с бабушкой тоже.
— Теневой Пращницей?
— Она желает нам всего самого лучшего. Мне и тебе, нам вместе.
Это было неожиданно.
— Она знает?
— Похоже, все знают. Я точно не знаю, откуда.
Она прижалась ко мне спиной и скрестила перед собой мои руки.
— Это проблема?
Она слегка оживилась.
— Вообще-то это гора с плеч. Я беспокоилась о том, как обрушить на всех новости.
— Тогда в чем же проблема?
— На бабушку очень давят, чтобы она использовала свое влияние и заставила мне отступиться от дела.
— Вот как? Ты должна остановиться? Ты можешь. Все в порядке. Но я не отступлюсь.
— И я тоже. И моя бабушка.
— Тогда что же?..
— Моя бабушка Констанс чувствовала себя обязанной передать мне страстные мольбы своего класса. Она решила, что она на нашей стороне, только после того, как я описала рисунки Птицы и Пенни. Возможно, она заглянет сюда, чтобы посмотреть на рисунки повнимательнее. Она не объяснила, но это явно старая семейная история. Вероятно, связанная с той, что на уме у Барата.
Сейчас она казалась в моих объятиях маленькой, как испуганная юная девочка.
— То, что мы делаем, в конце концов может так же сильно изменить город, как его изменила война.
— Каким образом?
— Не знаю. Я не отношусь к посвященным людям, варящимся в тревожном котле. Но я чувствую, как снаружи притаились перемены, готовые к прыжку. Почему бы нам не забыть обо всех делах, которые, как я сказала, нужно сделать, и не вернуться в постель? В данный момент я была бы намного счастливее, если бы в мире были только ты и я.
— Это искусительно. Но ты же знаешь, что Синдж войдет как раз когда…
Синдж появилась рано и, как обычно, без стука.
— Хорошо. Мне не надо поливать тебя холодной водой.
Так начался рабочий день.
97
Когда мы спустились по лестнице, Дин был в ослепительно хорошем настроении.
— Разве ты не видишь, что льет дождь? — проворчал я.
