— Пиренгул знает… — задумчиво произнес старик.
— Еще с того времени, когда был вождем сарматов, — подтвердил Рус.
Шаман еще долго стоял перед «любимцем Предков», со скрипом шевеля мозгами. «Любимец», видя затруднение старого Избранного, постеснялся уйти, не дослушав какой-нибудь просьбы или наставления.
— Если не возьмешь меня в пятно — обижусь, — высказался, наконец, Барангул и, не слушая ответа, двинулся к своим «братьям», которые и не думали расходиться.
«Кто я такой, чтобы судить Великих Шаманов? — медленно размышлял Барангул. К нему вернулось прежнее уважение к Русу, задавленное было подозрением, — не прост этот зять, ой как не прост… Не зря Пиренгул за него дочь отдал, а к вождю я бы и к спящему не рискнул подбираться…», — для старого шамана новый князь так и оставался хитрым, умным, смертельно опасным вождем сарматов, а не властелином всего Тира.
Полдекады свободы! Отдых от всех забот — путешествие на верном Воронке. Специально для этого решил ехать своим ходом и чтобы исключить любой соблазн — взял с собой Бориса. При нем не забалуешь. В смысле, не полезешь в «яму» и не «уйдешь в себя» дольше, чем на статер. Друзья — диверсанты остались при армии, Леон неторопливо вел этрусков. Рус был один… красота! Месхитинский Следящий не считается.
Они просидели в шатре Руса всю победную ночь. Борис оказался крепок на выпивку, не опозорил «русскую» фамилию.
Главный Следящий подробно объяснил, как он раскрыл дело «Виллы Апила». Получалось, что месхитинские менты работают не хуже своих земных коллег, причем лучших представителей племени оперов и следователей. И государственная машина ничуть не слабее. Рус, конечно, подколол Бориса, мол, его ольвийский подчиненный откровенно плевал на столичное начальство, но сам прекрасно понимал причины.
«Да у нас на Кавказе то же самое! — сравнивал он, — клали там на московские запросы большой и толстый, и своим бандюганам инфу сливают почище ольвийского Следящего! А вложил бы он нас — повязали бы стопудово! Повезло… Спасибо, богиня удачи!».
Да, она оставалась безымянной. Местные боялись сглазить. Ну не цирк ли? А с другой стороны, Силу она не имела, как и множество иных «прикладных» богов (та же Клио, например), так что вполне могла действовать «анонимно».
Борис во время пьянки ненавязчиво интересовался его жизнью. Да так ловко, что Рус еле успевал следить за языком. Это еще Следящий был, мягко говоря, навеселе.
«Во мужик дает! — восхищался в меру пьяный Рус, — интересно его опус почитать. Я, оказывается, герой! Смех. Робин Гуд, блин, беглый принц, маг и Призывающий в одном флаконе. Теперь он еще от «пасынка Френома» обалдел. А романтика какая? Бросил царство ради любимой! Но согласитесь, Владимир Дьердьевич, приятно… непременно надо прочесть! Жаль он дома рукопись оставил… значит, надеется вернуться…».
Рус «отпросил» Бориса от другого пленного командования, которых двумя днями ранее отправили под ясны очи Пиренгула. Рахмангул лишь безразлично кивнул и даже не поинтересовался «зачем тебе этот Следящий». Надо и надо — забот меньше, а о чем он подумал, осталось «скрытым за пятью проклятиями» (тирская поговорка).
На второй день путешествия, он услышал рассказ о попытке месхитинской армии освоиться в кафарском пятне.
— Там Лес, развернуться негде. Мне сотник знакомый рассказывал. Воевать не с кем, но не закрепишься. Твари снуют туда-сюда. Стаями не лезут, а все равно присматриваются. На них устроят облаву — они уходят, а ночью возвращаются. Воинов по одному вырезают. Маги ловушки на них ставят — обходят. Прекрасно чувствуют Силу. Только Пронзающие справляются, могут отогнать. Допустим, полк выжег поляну… вот еще что интересно, Рус. Лес горит только при непосредственном воздействии структур, а дальше пожар как отрезает.
— Значит, устроили лагерь на пепелище, поставили охрану, отгородились ловушками. В ночь в обязательном порядке двое Пронзающих дежурят. Наступает утро. И что ты думаешь? — Рус с интересом ждал продолжения. Борис чуть-чуть поинтриговал и продолжил, — Они проснулись в лесу! Нет, не перенеслись. Лагерь зарос! Трава, кусты и деревья на несколько локтей поднялись! Кое-где прямо сквозь спящих воинов проросли! И это на пепелище, несмотря на Пронзающих! Их, оказывается, в сон клонило. Вот когда пожалеешь о лоосках, пусть их дарки жарят, они бы с растениями и животными легко справились.
— Хм, они и с людьми неплохо справлялись, — вставил Рус, чуть покривившись.
Лично Борису он доверял. Ну как доверял… настолько, чтобы не скрывать эмоции — вполне. Но он вернётся домой, его расспросят.
Все странности землянина были более-менее объяснимы и когда-то встречались на благословенной Гее. Все, кроме одной: лоосское рабство необратимо. Будь ты хоть трижды сыном-пасынком любого бога, но раз дал себя поработить — всё, конец. Это сродни посвящению. Конечно, вряд ли ему, князю Кушинара и прочая и прочая, грозит серьезная опасность, но… «потрясание основ мироздания», а оно распространится по орденам, в планы Руса не входило. Хватит с Геи и «Ссоры Богов». В конце концов, он от Отига скрывал рабский период своей жизни, друзьям и родной жене еще полностью не открылся, а тут чужой человек, тем более опытный Следящий. Приходилось не только за словами следить, но и за лицом. При упоминании о лоосках покривился чуть-чуть — «слегка презрительно». Кстати, устроил себе таким образом развлечение «обмани копа».
Борис его поддержал:
— Да, это они умели! Шлюхи-шлюхами, но так могли на мозги надавить! — говорил со знанием дела, хорошо помня неприятное воздействие Томилы.
— И не только, Борис. Я с рабом-каганом бился. Знаешь, небось? — Следящий утвердительно кивнул.
Еще бы не знать! Это переполнило чашу несуразностей в расследовании дела и превратило бывшего гладиатора Засадника, романтического грабителя по прозвищу Чик — в Руса, героя повествования о приключениях. Как было принято в геянской литературе — возвышенно-поэтического Героя. Собственно, он и оказался им в буквальном смысле — сыном Бога. Или пасынком — один дарк!
— Когда я его проколол, — продолжал Рус, — то на меня нахлынуло. Я как бы в душу к нему заглянул, — Борис в это легко поверил: в геянских реалиях это случалось и считалось вполне нормальным явлением, особенно перед смертью. — И ужаснулся. Что они с ним сотворили — не описать! — говорил, со злобной досадой качая головой, — только за это я бы их собственноручно голыми руками давил!
— Рус, ну что ты! Успокойся… а попробуй все же описать. Мне очень интересно.
— Хм, — снова скривился бывший Засадник Четвертый, и произнес с тяжелым вздохом, — попробую… но я не поэт (общее название геянских литераторов, пишущих «беллетристику»).
Борис доброжелательно молчал, одним только видом излучая поддержу, заставляя излить душу. Вот как такое возможно?
— В общем, они, сучки, саму душу поработили. Страдал и выполнял любые приказы, и это приносило ему радость. Потом снова страдал и жаждал выполнить новый приказ. Как тебе? — закончил с открытым возмущением.
