«Стоять!!! — Рус мысленно заорал на себя, собравшегося немедленно шагать в Кальварион и разнести его по камешку. — Когда у меня возникло это долбанное предчувствие? Через четверо суток после того, как она шагнула в «яму». До начала войны виделись с ней дважды, и оба раза была хоть и восторженная, но деловая. Объясняла все четко, в постель так сильно не стремилась. Потом сам попросил зря не тревожить. После победы вызвал и… ну и я соскучился, конечно… Её опоили, суки! Кто?! Порву!!!».
— Гел, — хрипло спросил он, вяло отбиваясь от приставаний жены, — вспомни, мы составляли список дел… — надежда еще теплилась. Горячая девчонка сильно соскучилась, бывает.
— Русчик, отстань. Ты совсем меня не любишь? Нет, я чувствую. Разволновался, но любишь, — снова эротично протянула последнее слово, но Руса это нисколько не возбудило. — А когда мы встретимся в Кальварионе, в нашем дворце? Приходи скорее, я так скучаю… — и потянулась с поцелуем.
— Скоро… — процедил бывший «псевдобог» сквозь зубы, — ты и не представляешь как скоро…
«Эльфы, п…ры, вашу бога душу мать, разнесу!!! — ярость нахлынула с новой силой, — это… это как лоосское рабство! Ненавижу!!!»
— До встречи, Солнышко, я спасу тебя… — прошептал-прохрипел он и, перед тем как «развеять» отражение Гелинии, успел услышать игривые слова:
— Спаси, любимый… — и её душа, он прекрасно чувствовал, была… счастлива! С момента появления «предчувствия» — сияла, не переставая!
В центре Фонтанной площади Кальвариона засветился выход «зыбучей ямы».
Раньше она носила имя Аскарель — Бога каганов, объединявшего Силы всех природных стихий. Когда темные эльфы попали на Гею, оказавшись запертыми в пятне старого Мира, Валая, а Бог их покинул, то они перестали называть его имя. Он стал Пропавшим и никак иначе. Обширную площадь переименовали в Фонтанную.
Идеальный круг сто шагов в диаметре (каганских, в полтора раза длиннее человеческих), выложенный разноцветными каменными плитами без зазоров, окружали двадцать пять фонтанов причудливых, необыкновенно красивых форм. Каждый бил водой своего цвета. Струи переплетались и распускались, словно исполняли завораживающий танец. Каждая капля жила своей жизнью, блестела оттенком фонтана, а ночью искрилась, озаряя играющим светом огромную фигуру мраморного кагана-воина. Он, казалось, сверкал изнутри. Цвета смешивались, но не превращались в белый. Аскарель, он же Пропавший, смотрел на мир грозным взором. Длинный плащ ниспадал до пят, а над плечами возвышались рукояти скрытых под ним «близнецов». Бог стихий, удовлетворенный творчеством своего народа, держал руки скрещенными на груди. Ногами он попирал Золотого дракона, в которого складывалась мозаика плит, устилающих площадь.
Так он стоял долгие тысячелетия, и время не было властно над мрамором. Но этой ночью, на глазах спящих стражников-тиренцев и дремлющего мага-Пылающего (совсем страх потеряли), чело статуи покрыла сеточка мелких трещин. Люди, витающие в мирах сновидений, не заметили изменений. Маг лишь вяло дернулся в ответ на потревоженную Силу.
Ярость клокотала в груди Руса. Как он смог прийти в себя — одному богу известно. В смысле абстрактному Земному. Наверное, помогли колебания Сил пятен, впервые ощутимые им вне кагано-альганского мира. Наверное — потому что он этого еще не осознал. Рус вдруг понял, что шаг в желтый круг станет последним в его человеческой жизни. Не заподозрил, не уверил себя, а именно понял. Это его отрезвило.
«Черт! Я потеряю себя… плевать! Освобожу Гелинию… от чего? Она счастлива… да какой там счастлива, это же лоосское рабство — наоборот! Там страдания, здесь — счастье! Ненавижу! Плевать на себя! Стоп… Андрей! Сволочь, я поручил ему присматривать!!!», — и сразу провалился во «внутреннюю вселенную». Тело расслабилось и, падая, сложилось в невообразимую позу: подогнутые под грудь ноги и распластанные на ковре руки. Под правой ладонью тихо угасла «зыбучая яма».
— Андрей, козел, я нахера тебя туда отправлял!!! — Рус держал друга за грудки. Вокруг, подчиняясь его настроению, бушевала буря. Со всех сторон хлестал дождь, сверкали молнии, гремел гром.
— А. Что. Чик??? — взгляд Текущего постепенно принимал осмысленное выражение.
— Нахера, спрашиваю, ты пошел в Кальварион?! Яйца чесать?!
— Чик? — еще раз переспросил ошарашенный Андрей и оскалился не хуже Руса. — Руки убери, — жестко сказал он, в свою очередь схватив за грудки промокшую тунику друга, в глазах которого горело пламя бешенства. — Сам козел.
Вообще-то в гелинском не существовало такого оскорбления, но во «вселенной Руса» говорили на неизвестно каком, но всеми понятном языке.
Рус в ответ зарычал, и легко поднял Андрея над собой. Воин-маг мгновенно ударил пальцами в глаза противника.
Ярость — плохой советчик. Хозяин собственной вселенной забыл, что он здесь Бог, забыл о собственных умениях непревзойденного бойца, забыл обо всем. Образ Гелинии, которую «надо спасать от рабства», затмил всё. Он пропустил удар и пальцы Андрея погрузились в глазные яблоки.
Ослепший Рус покатился по мокрой траве, воя от боли.
— Чик, очнись!!! — заорал маг-Текущий, — это твой мир, ты здесь можешь ВСЁ!!! — и невольно забеспокоился за зрение друга: «Не переборщил ли?.. Но надо же было как-то его встряхнуть…».
Голос Андрея медленно доходил до сознания Руса. Он прорывался сквозь боль, сквозь сожаление о том, что струсил шагнуть в пятно, сквозь проступившее, наконец, воспоминание почему он это не сделал, сквозь злость на весь мир, позволивший… теперь он не так уверенно думал «поработить Гелинию», сквозь обиду на Андрея, не проследившего за ней, сквозь злость… которая медленно входила в управляемое русло…
Рус поднялся и глянул на друга здоровыми серыми глазами, в которых пламя сейчас плескалось в самой глубине. Тучи развеялись. О буре напоминал лишь сильный ветер, остужавший мокрые разгоряченные тела.
Спустя долгий напряженный статер, Рус прервал молчание, во время которого «брал себя в руки». Постарался сказать, как можно спокойней. Получилось не очень:
— Я тебя отправлял за Гелинией приглядеть, Андрюша, я ты…
— Я и приглядываю, Чик, а не чешу где попало. В чем дело, — спросил он четко и раздельно.
— И как давно ты её видел? — произнес Рус с нажимом.
— Пять дней назад. Да что случилось?! Чего ты взъерепенился? Видел, вполне довольна. Я бы даже сказал чересчур, — друг фыркнул, а муж напрягся, — Грация от неё не отходит… так ты заревновал! — «догадался» Андрей и со злостью подумал: «Я же тебя к Грации не ревную, а вполне мог…».
— В том-то и дело, что «чересчур»… иди ты со своей ревностью! Причем здесь это?! Её опоили, наложили структуру, эманации хрен знает чего действуют, а ты и в ус не дуешь! — прорычал он.
— Во-первых, уважаемый Чик, я согласился оберегать её от опасностей, а не от счастья, согласен? — Андрей тоже не счел нужным скрывать раздражение, — Во-вторых, структур я в ней не замечал, и мы все носим «обтекатели». В-третьих, опоить нас сложно, но я проверю, хотя и не Целитель. И кто мог это сделать? Зачем? Там одни проверенные тиренцы, почти все — родня Пиренгула, а значит и Гелинии. В-пя… нет, в-четвертых, каких-либо эманаций я не чувствовал. В её дворце — тоже. В-пя… и, наконец, там столько интересного! Эти их структуры — точно узоры… — взор Андрея зажегся неподдельным интересом и Рус его прервал. До это слушал терпеливо и внимательно:
