Все это Эскель скороговоркой сообщил Геральту и Ламберту, которых Весемир велел не дергать на зачистку. Пока они умывались-одевались, Эскель наскоро соорудил легкий перекусон — не следовало оставаться голодным, но и наедаться до отвала тоже не стоило.
Геральт, совершенно не чувствуя вкуса, сжевал два бутерброда, запил чаем и встал.
— Вон там, на полочке, красноголовки! — подсказал из коридора Эскель.
— Зачем? — хмуро поинтересовался Геральт. — Мы же не воюем.
— Мы-то не воюем, — хмыкнул Эскель. — Но вдруг кому-нибудь вздумается с нами повоевать?
— Тоже правильно. — Геральт вздохнул и сунулся на указанную полку. Там аккуратной стопочкой лежало десять упаковок по восемь патронов-красноголовок в каждой. Запаянные в полиэтилен, словно крабовые палочки, красноголовки казались мирными и безобидными. Но ведьмаки не зря так высоко их ценили. И старались пускать в ход, только если не оставалось выбора.
Ламберт возник у плеча и молча сгреб свою долю.
«На кой хрен я это делаю? Халькдафф говорил, что красноголовки броню дисков все равно не берут…» — отстраненно подумал Геральт, разодрав неподатливый полиэтилен.
Маслянистые цилиндрики один за другим занимали соты в ременном патронташе. Что не влезло, Геральт просто рассовал по карманам. Ружье заряжать пока не стал. Затем свернул и упрятал в рюкзачок ноут. Зубная щетка уже пребывала там же, а больше вещей ведьмаку и не нужно.
— Я готов, — сказал Геральт через полминуты.
— Я тоже, — присоединился Ламберт.
— Пошли тогда… — Эскель взял с коридорной тумбы ружье и вышел за дверь. Геральт за ним. Только Ламберт ненадолго задержался, запирая номер на ключ.
Охрана внизу безмолвно проводила их взглядами, а когда шли по территории комбината, отчетливо ощущалось, что из бессчетных оконец, щелей или просто скрытых за скудной зеленью курилок за ведьмаками наблюдает множество настороженных глаз.
«Завтра наслушаемся… — угрюмо подумал Геральт. — Разного. Сейчас они еще верят, что мы поможем. Что прижмем эти чертовы диски к ногтю и зададим им перцу…»
Геральт насупился и стиснул зубы.
Сотни раз он слышал проклятия в свой адрес и тысячи раз сталкивался с неприязнью, порою переходящей в открытую ненависть. И все равно не мог с этим смириться — в глубине души.
Умом-то он давно к этому привык.
— Не мрачней, ведьмаче! — Ламберт легонько пихнул Геральта ладонью в плечо. — Нас все равно считают отребьем. Подумаешь, толкнем комбинатский спирт морским тварям! В легендах мы и не такое творили.
— Так то легенды, — недовольно произнес Геральт.
— Легенды из ничего не возникают. Да только все быльем порастет, причем быстро. Не хандри! Разрулим.
— Не хандрю.
«В самом деле, чего это я? Слово, что ли, данное так действует? Как знать, может, и слово…»
У причала ожидал комбинатский катерок; в кокпите одиноко восседал эльф в буром крапчатом полукомбинезоне. А перед коротким трапиком переминалась с ноги на ногу Валентина. Удивительно, но она была без своего замызганного картуза — может быть, сподобилась, выбросила?
«Тьфу ты! — сердито подумал Геральт. — Только о слове вспомнил…»
— Ты куда это, а? — спросил он максимально строго.
Строго не вышло — получилось до крайности неприветливо, и только. Во всяком случае, девчонка и не думала тушеваться от его строгости:
— Как куда? С вами, конечно!
— Нечего тебе там делать, — буркнул Геральт, повернулся и шагнул на трапик.
— То есть как это — нечего? — возмутилась Валентина. — Комбинатскому технику нечего делать при обороне складов с продукцией? Говори, ведьмак, да не заговаривайся!
Геральт даже остановился. Подобной наглости он попросту не ожидал — с ведьмаками так не разговаривают. И кто, кто? Нахальная девица-лонгер, неполных сорока лет, сопля-соплей по любым меркам!
— Я тебе ща так заговорюсь… — зловеще произнес Геральт, шагая назад, на причал и беря девчонку за розовое ухо, словно грозный отец нерадивое дитя. — Год заикаться будешь!
— Ай! Пусти!
— Прекрати, Геральт! — прозвучало совсем рядом, и ведьмак подчинился, не задумываясь.
Как можно было не подчиниться этому голосу?
Из крохотной рубки катерка выглядывал не кто-нибудь — Весемир. Геральт вопросительно глядел на учителя; гнев его как рукой сняло.
— Жалко тебе, что ли? Пусть смотрит, — сказал Весемир миролюбиво. — Городу нужны не только ведьмаки — хорошие техники ему тоже не помешают. Мало ли, вдруг выучится?
Девчонка, задрав нос чуть ли не до зенита, прошествовала мимо Геральта, прыгнула с трапика в кокпит и уселась рядом с эльфом, храня крайне независимый вид. Эльф беззвучно смеялся — беззвучно и беззлобно, как умеют только эльфы. Ламберт с Эскелем тоже улыбались.
— Чего скалитесь? — недовольно буркнул Геральт и в свою очередь переместился в кокпит. — Развели детский сад, прости жизнь…
Ламберт выпихнул трапик на пирс, катерок тоненько свистнул и почти сразу отчалил. Западный берег комбината начал медленно удаляться. Геральт задумчиво созерцал пенную струю за кормой. Он не злился, вовсе нет. Злость — бесплодная эмоция. Он просто пытался понять — зачем Весемиру понадобилась эта юная прощелыга? И вообще, помнит ли Весемир, что это не пацан-подросток, а девчонка-лонгер? Скорее всего, помнит, иначе он не был бы Весемиром, учителем всех ныне действующих ведьмаков Большого Киева. Неужели в самом деле надеется, что из Валентины со временем получится толковый техник? Шут его знает, жизнь иногда закладывает весьма причудливые кренделя…
Геральт не захотел сидеть в кокпите, демонстративно ушел на нос. За приятелем увязался Ламберт. Как выяснилось — неспроста.
— Слушай, друже, — сообщил он шепотом, да еще и на ухо. — Я тут подумал…
Геральт держался обеими руками за гнутый носовой релинг; Ламберт стоял у него за правым плечом.
— Я слово твое вспомнил. Ты этой красаве что обещал? Помнишь в подробностях?
Пришлось вспоминать.
— Обещал, что заберу ее с комбината, — ответил Геральт так же тихо, чтобы в кокпите не услышали, и повернул голову: хотелось лучше видеть лицо напарника.
— Это-то понятно, — фыркнул Ламберт. Глаза у него были хитрые-хитрые.
— Ты вспомни точнее! Заберешь — когда?
— Когда с чудовищами будет покон…
Геральт осекся и умолк. Он наконец-то осознал, на что намекает напарник. В самом деле, Геральт дал слово забрать Валентину с комбината после того, как ведьмаки одолеют приходящие из моря диски и гусеничные машины-мародеры. Одолеют! Но дело обернулось иначе: схватки не случится вообще. Более того, ведьмаки будут вынуждены пресекать все мыслимые помехи метанолово-му промыслу морских чудовищ — по крайней мере, сегодня и в ближайшие дни. А значит условия, оговоренные в ведьмачьем обещании, исполнены не будут. Ведьмачье слово не терпит множественных толкований, оно конкретно и однозначно, потому и ценится знающими живыми, потому и блюдется каждым ведьмаком, блюдется неукоснительно и точно. Что сказано — то и должно быть исполнено, ни больше ни меньше. И баста.
